Не найдет он, грядущий, там, в новых веках.

Время, время, стой здесь! полосатый шлагбаум

В череп мысли влепи! не скачи, сломя дни!

Гвоздь со шнуром в «теперь» вбить бы нам, и в забаву

Миллионам веков дать приказ: отдохни!

Эх! пусть фильму Эйнштейн волочит по Европе!

Строф не трать на обстрел: дроби праздный извод!

Все ж из «прежде» в «потом» кувыркаться! и в тропе

Гераклита — все истины: жизнь — смена вод.

Есть, быть может, ждут, будут — Гольфштрем, Куро-Сиву

На путях, где нас Солнце влечет, как сатрап,

Чтоб лучи, звуки, запахи, краски — красивы

Стали все, всем, везде, или — соком отрав;

Есть, быть может, ждут, будут — огни дальних станций

Там, где шаг человечества врежет свой след,

Чтоб в Коммуне Всемирной жить в музыке, в танце,

В песне, славила радость предсказанных лет;

Но и там все — лишь миг, но и там все — что дребезг

Невозможных полнот, тех, что взор осязать

Мог бы лишь не как взор, чей на смертном одре блеск

Будет бред, будет цель — с мигом вечность связать.

3 августа 1923

Быть может, эти электроны —

Миры, где пять материков,

Искусства, знанья, войны, троны

И память сорока веков!

Еще, быть может, каждый атом —

Вселенная, где сто планет;

Там всё, что здесь, в объеме сжатом,

Но также то, чего здесь нет.

Их меры малы, но все та же

Их бесконечность, как и здесь;

Там скорбь и страсть, как здесь, и даже

Там та же мировая спесь.

Их мудрецы, свой мир бескрайный

Поставив центром бытия,

Спешат проникнуть в искры тайны

И умствуют, как ныне я;

А в миг, когда из разрушенья

Творятся токи новых сил,

Кричат, в мечтах самовнушенья,

Что бог свой светоч загасил!

13 августа 1922

Высь, ширь, глубь. Лишь три координаты.

Мимо них где путь? Засов закрыт.

С Пифагором слушай сфер сонаты,

Атомам дли счет, как Демокрит.

Путь по числам? — Приведет нас в Рим он

(Все пути ума ведут туда!).

То же в новом — Лобачевский, Риман,

Та же в зубы узкая узда!

Но живут, живут в N измереньях

Вихри воль, циклоны мыслей, те,

Кем смешны мы с нашим детским зреньем,

С нашим шагом по одной черте!

Наши солнца, звезды, всё в пространстве,

Вся безгранность, где и свет бескрыл,—

Лишь фестон в том праздничном убранстве,

Чем их мир свой гордый облик скрыл.

Наше время — им чертеж на плане.

Вкось глядя, как мы скользим во тьме,

Боги те тщету земных желаний

Метят снисходительно в уме.

21 января 1924

Опрокинут, распластан, рассужен врозь

Призрак мира от солнц до бацилл…

Но в зрачки, в их тигриную суженность,

По заре серый дождь моросил.

Там по памяти, в комнатах замкнутых,

Бродят цифры, года, имена…

А голодный крестьянин в глаза кнутом

Клячу бьет от пустого гумна.

Сны вершин в бармах Фета и Тютчева,

В кружевах Гете иль Малларме…

Но их вязь — план чьей драмы? этюд чего?

Их распев — ах, лишь в нашем уме!

День Флориды — ночь Уэльса. Но иначе —

Изотермы жгут тысячу тел:

Топчут Гамлета Хорь-и-Калинычи,

Домби дамбами давят Отелл.

Говори: это — песня! лениво лги

Там, в тетради, чертами чернил:

Но, быть может, писк муромской иволги

Кровью каплет в египетский Нил.

Колбы, тигли, рефракторы, скальпели

Режут, лижут, свежат жизнь, — но вот

Явь — лишь эти за окнами капли и

Поцелуй в час полночных свобод.

24 апреля 1923

«Как листья в осень…» — вновь слова Гомера.

Жить, счет ведя, как умирают вкруг…

Так что ж ты, жизнь? — чужой мечты химера?

И нет устоев, нет порук!

Как листья в осень! Лист весенний зелен;

Октябрьский желт; под рыхлым снегом — гниль…