Шрифт:
Короче, НИИ не какое-нибудь болото, поручику Ржевскому делать у нас нечего. Приличия здесь блюдут.
Выстрелю в спину…
Отныне Кэт инженер группы промышленной энергетики.
Кэт женщина с понятиями, ей ли не знать, что наука держится на традициях. К 8-му марта она и приурочила прописку.
Слежавшийся за зиму снег и лед еще не растаяли. Было тепло, не терпелось порисоваться перед коллегами и я приперся на работу в обновке – югославской дубленке. Накануне вместе с норковой шапкой по большому блату отпустили ее отцу на базе Казпотребсоюза. Дубленка богатая. Настолько богатая, что в ней можно, если бы не жара, и летом ходить.
На подходе к институту поздно заметил чокинскую "Волгу". Директор вылез из машины. Я робко поздоровался, он не ответил. Он не знает кто я, но впервые смотрел на меня. Смотрел впервые не как солдат на вошь, а во все глаза, с тревожным любопытством. Почему? Потому что и на нем была точно такая же, как и у меня, югославская дубленка. Во взгляде грозного директора прочитывался немой вопрос: "Это еще что за неизвестный науке зверь осмелился прикинуться в одинаковый со мной тулупчик?".
Шел дождь, и я то и дело падал в обледенелые лужи. Прописка удалась на славу. Пьяные Кэт и я провожали до дома такого же пьяного
Жаркена.
В сумке у Кэт бутылка грузинского коньяка. Пили на берегу
Весновки, Кэт и Жаркен целовались, я как референт руководителя нового типа, зажав между ног кейс, держал наготове в руках бутылку со стаканом. Потом мы кружили на такси по городу. Теперь уже Жаркен и я провожали Кэт. Кончилось тем, что бутылку приговорили и Кэт послала Каспакова на три буквы.
– Куда пойдем? – спросил я.
– К Алмушке.
Алмушка училась вместе с нами в институте. Отец у нее полковник
КГБ, недавно переведен в Целиноград. Живет Алмушка с мамой и сестрой.
– Ты извазюкал дубленку, – сказала Кэт.
– Из-за вас, чертей. Первый раз одел… Как думаешь, можно ее почистить?
– Не знаю.
Дубленку жалко. Она теплая-претеплая и легкая, как оренбургский пуховый платок.
Алмушка достала из холодильника пол-бутылки сухого вина.
– Где мы будем спать? – спросила Кэт.
– Я вам постелила на полу в ближней комнате.
Я промолчал. Кэт засмеялась.
Проснулся в шестом часу утра. Рядом неслышно спит Кэт, на диване
– сестра Алмушки. С Кэт у нас одно на двоих одеяло. Не хорошо. Не то не хорошо, что рядом спит Кэт, а то не хорошо, что я быстро забываю, что сделала для меня Гау.
Гау нельзя волноваться. Но мы ей и не скажем.
Кэт в ночнушке. Я дотронулся до ее плеча: "Спишь, подруга?".
Молчок. Та-ак… Подруга к измене готова. Я откинул ночнушку, трусики у нее стягиваются легко. Я провел ладонью там. Развертывание закончилось. Если осторожно, то можно приступать.
– Ты что? – Кэт проснулась.
– Тихо! – прошептал я.
– Завязывай.
– Сказал же тебе, – тихо!
Она вскочила, натянула трусики и перелезла через сестру Алмушки на диван.
– Ты что делаешь? – приглушенно крикнул я.
– Ниче, – донеслось с дивана. – Ишь, раскатал губу.
На работе ни для кого ни секрет, кто вчера провожал домой
Каспакова. Сам он пришел на работу с утра и, обеспокоенный пропажей сотрудницы, позвонил к ней домой. Трубку взял Гапон, муж Кэт, и тоже послал Жаркена на хутор бабочек ловить.
Рядом с Жаркеном Хаки, Муля и Шастри. Им и пожаловался завлаб:
"Что за семья? Чуть что – ругаются как извозчики".
– Что мужу скажешь? – спросил я у Кэт.
– Ничего не скажу. – Она умывалась в ванной.
– Ты сейчас куда?
– На работу. А ты?
– Домой, – я раздумывал. Домой идти не хотелось, Гау на время перебралась к родителям и надо было успеть появиться у себя до ее звонка. – Попадет тебе от Жаркена.- сказал я.
– За что?
– Не помнишь? Вчера ты его на х… послала.
– Да ты че? Не помню.
– Надо было тебе дать ему.
– Все равно бы у него не встал.
– Это почему?
– У моего Гапона по пьянке не стоит.
– Тебе главное надо было дать, а там со стояком он бы и сам разобрался.
– Ай…
– А мне почему не дала?
– Пошел ты…
Я позвонил на работу. У телефона дежурил Шастри. Он тоже ищет Кэт.
– За Кэт не волнуйся. Она скоро придет.
– Она с тобой?
– Со мной. Встретишь ее на трамвайной остановке и передашь из рук в руки руководителю нового типа.