Глубоко ошибочно и вредно думать за других о пределах их притязаний.

Вот, назначил, скажем, я тихоню, ни бельмеса не мыслящего ни в делах, ни в жизни, на пристойное место. Как пить дать, первое время он доволен моим благодеянием. Да и как иначе! Без меня прозябал бы в безвестности, а ныне, посмотрите на него, приосанился, гоголем ходит. Много ли человеку надо? Казалось бы совсем немного, самую малость.

Тот же скромненький Председатель Президиума Верховного Совета или предсовмина Байкен Ашимов не раздумывая, согласились бы с назначением на место Кунаева. Я думаю, что втайне они не считали себя хуже Кунаева, а в чем-то даже, по их мнению, и превосходили его.

Динмухаммед Ахмедович, сросшийся с генерал-губернаторским креслом, полагал, что власть в республике принадлежит лично ему и, что, назначая того или иного человека на место возле себя, дарит он от своего имени высокое положение, за что тот должен быть преданным ему до гробовой доски. В то время как назначенец на самом деле думает по-другому. Его осеняет сатанинская мысль: "С чего это он взял, что в нашей партии власть исходит от единственного человека? Заблуждается, глубоко заблуждается генерал-губернатор. Когда-то его самого избрали в руководители.

Наверное, он и не вспоминает об этом. А зря. Потому, как когда-то и его можно тем же Макаром убрать с поста. Все обыденно, все просто".

Только человек чрезвычайно проницательного ума, смолоду изведавший самых сильных дъявольских искушений, может разгадать подлинность намерений своего окружения. Именно таким человеком был

Сталин. Будучи, возможно, и сам сатаной, он преотлично знал, чем заняты головы его соратников. И чтобы не забывались, не мнили о себе

Бог знает что, он время от времени крепко одергивал их. И его приближенные, челядь пребывали уже не просто в беспокойстве за свое положение, они тряслись от страха за собственную жизнь. Где уж там помышлять о захвате власти?

… Летом 78-го внезапно ушел из жизни секретарь ЦК КПСС

Кулаков. Гадать, кто займет его место не было нужды. По традиции руководил в стране селом выходец из Ставрополья. Сам покойный секретарь в свое время покомандовал тамошним крайкомом партии. В крае издавна сложился обычай опробывать наиболее передовые методы ведения дел в сельском хозяйстве. На момент смерти Кулакова гремел по стране ипатовский метод. Что-то вроде злобинского подряда в строительстве. Поэтому по укоренившейся привычке Москвы назначать на село ставропольца и место Кулакова должен занять секретарь крайкома Горбачев.

По всей видимости 47-летнему Горбачеву с одной стороны и легко, а с другой и трудно было освоиться с новым для себя кабинетом на

Старой площади. Легко потому, как его врожденная обходительность не могла не быть по душе чувствительным, стареющим членам Политбюро. А трудно потому, что разница в возрасте с соратниками Брежнева могла сыграть роковую роль для его карьеры.

…Те, кто в том далеком 78-м году не разглядели в нем могильщика коммунизма в Европе, должно быть предполагали, что с ним

(с Горбачевым) произойдет обыкновенная для партии история. Пройдет время, перспективный секретарь постареет, превратится в дежурного соратника один за одним начавших покидать этот мир соратников. В

78-м никто не мог знать, сколько амбиций скрывалось за любезной предупредительсностью нового секретаря ЦК по сельскому хозяйству"

Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".

– У Зямы отец умер. – сказал Шастри.

– Когда?

– Вроде как вчера.

В номер зашел среднего возраста небольшой крепыш с пакетом. В пакете жареная курица.

– Борис Федорович, познакомься с братишкой.

– Манаенков, – пожал руку крепыш.

– Почитай выступление Бориса Федоровича на Пленуме, – Шастри развернул Казахстанскую правду".

– Оставь, – Манаенков выхватил из рук Шастри газету и бросил на кровать.- Лучше выпьем за знакомство.

Стук в дверь.

– Роман? Заходи.

– Рейнгольд Литтман. – пожал руку и сел в кресло высокий, сорока лет, мужик в синем костюме с депутатским значком и медалью "Серп и молот".

– Тоже из Балхаша?

– Из Сарани. Шахтер.

– Роман, как гегемонится? – спросил Шастри.

– Пойдет.

"Надо сходить к Зямке". – подумал я и спросил Шастри: "Когда пойдем к Зяме?".

– Мы сейчас пьяные. Неудобно. – ответил Шастри. – Давай завтра.

Из-за туманов неизвестно когда улетим. В справочной аэровокзала велели звонить через каждый час. Шастри заночевал у меня. С утра он,

Шеф и я пьем спирт.

Пришел Хаки.

– Слыхали о зямином отце? – спросил Хаки.

– Он умер.