Шрифт:
Поначалу стрельба удивляет, потом раздражает, поскольку вы не можете спать по ночам, а после вы без нее жить не можете. Что такое? Почему тихо? Где все святые? Неужто они покинули нас?
Католическая религия – приманка для детей. Церковь, как детская, полна божественных кукол. Моя четырехлетняя дочь Соня, разглядывая в храме кУклу распятого Христа, спросила с жалостью: – За что они его так? У него же кровь течет!
– Не знаю. Во всем виноваты злые и плохие люди.
– А это его мама плачет? – спросила она, указывая на Деву Марию.
– Конечно. Если бы тебе сделали больно, я бы тоже плакала.
– А меня тоже могут так? Гвоздями? А у меня даже пистолета нет. И стрелять я не умею.
– Это только сильным людям нужна охрана и пистолеты. А тебя, моя радость, охраняют все ангелы небесные.
– Это которые с крылышками?
– Они самые.
На патриархальной Мальте почтенные люди до сих пор думают, что для женщины лучшая профессия – замужество. Здесь невозможно получить развод, разве что с личного разрешения папы римского. Поэтому к супружеству молодые люди относятся настороженно и предпочитают вступать в законный брак после тридцати лет.
И нет страшнее греха на Мальте, чем аборт. Ни один врач не решится его сделать, даже по медицинским показаниям и ляже тяйно (Мальта маленькая, телей, сплетни разно-аборт, нужно ехать на о провести один день, талию за покупками", ку насмешники гово1 Сицилию". ко расстояние между на Мальте. Это остров на нем влюблены или Р. Еще бы! Когда тебе;вольно будешь цеп-Ьтупный рай на земле.
" 3 щ ^ ны, не^Э " й? событий,: ставить Когда вы спрашиваете у прохожего дорогу к какому-нибудь потешному и разбитному местечку, он тут же интересуется: "А! Вы ищете бойфренда?" И в этом вопросе нет непристойного намека. "Ну что вы стесняетесь? – недоумевает прохожий. – Это так естественно! Вы молоды, красивы, одиноки. Что же вам делать по вечерам? А я не подойду в качестве бойфренда? Ну, не качайте головой. Подумайте! Если никого не найдете, я буду ждать вас в соседнем баре. Вечер еще не закончился".
Найти на Мальте бойфренда проще простого. Но что же дальше? А дальше нужно научиться говорить "нет" и "до свидания". Но пока ЭТО есть, надо наслаждаться каждой минутой.
Один из моих бойфрендов, мальчишка настоящей мальтийской выпечки, был из традиционной семьи. Каждый член семьи носит с собой ключ от семейного склепа, как мы, к примеру, носим ключи от квартиры или от машины. Потерять такой ключ – дурная примета для всей семьи (вроде черной кошки). Семья Мэтью (так звали моего приятеля) имеет очень молодой склеп (всего 16о лет). Вообще владеть старинным склепом – это своего рода дворянская грамота, и самая что ни на есть подлинная.
Однажды вечером в баре я попросила Мэтью отвести меня в его семейный склеп. Он сразу взмок: "Ты спятила! Ты хоть понимаешь, о чем ты просишь? Представь – ты знаешь место, где будут лежать твои кости. Это давит тебе на мозги. Я не мо-ГУ".
– "Можешь! Я делала все, что ты просил. Теперь я прошу, – отведи меня завтра ночью в твой склеп". Он сказал: "Нет, нет, нет". Я сказала: "Да, да, Да".
Найдется ли на свете чувство более острое, чем венское любопытство? Мы договорились.
Ужас перед сверхъестественным, потусторонним всегда был чужд моей ясной, здоровой душе. "Я боюсь только живых, – легкомысленно заявила я Мэтью. – Покойники меня не страшат. И потом, мы будем вдвоем, а вдвоем привидения не увидишь".
Кладбище, где лежали кости предков Мэтью, оказалось одним из самых старинных и больших на Мальте с высокими, как утесы, стенами ограды. Мы долго стучали в закрытые ворота, но охранник спрятался в сторожке и затих. "Он наверняка принял нас за сумасшедших, – сказал Мэтью. – Опасность в том, что, если нас схватят, тебя немедленно депортируют как иностранку. Мне все равно, я мальтиец, а вот ты… Посмотри на эти деревья. Ты все еще хочешь попасть на кладбище?" Это и в самом деле были странные деревья, вскормленные человеческими трупами, – с неправдоподобно густой кроной и страшными кривыми, изогнутыми стволами.
"Есть еще какой-нибудь вход?" – спросила я. "Да, но с другой стороны. Нужно ехать на машине". – "Кладбище такое огромное?" – удивилась я. "Оно тянется на много километров. Ведь мертвых людей гораздо больше, чем живых".
Мы объехали этот гигантский, перенаселенный город мертвых и у задних ворот наткнулись на шокирующую сцену. Неподалеку от кладбища стояли несколько машин, где истово, как в последний раз, делали любовь сумасбродные парочки. "Здесь тихо, – объяснил Мэтью, – и никто не мешает".
Я тоже знаю на Мальте тихие местечки – пустынные каменистые обрывы над черным, как чернила, ночным морем, куда приезжают парочки и получают двойное наслаждение – творя свою любовь и созерцая чужую. Из машин гремит яростная музыка, задающая ритм для совокуплений. Особо целомудренные включают фары, чтобы соседи не могли их разглядеть. Но заниматься этим у кладбища? Даже для меня это слишком.
Мы бросили машину у ворот. Здесь царило такое жуткое безмолвие, что даже биение сердца казалось святотатством. Мы стояли, зажатые в кулаке одного чувства – страха. И даже дышать забывали. "Ты первая, – сказал Мэтью. – Я не могу". Я глубоко вздохнула и стала карабкаться по высокой, старинной готической решетке.