После завтрака я собирала вещи в нашей комнате. Тенгиз вошел и улегся на кровать, наблюдая за мной. "Поскольку сегодня даже два вертолетных рейса, то перед отъездом я могу без опаски поцеловать тебя", – проговорила я со сладкой улыбкой. Я легла рядом, и мы принялись тихонько ласкаться. "Я чувствую себя школьником, – сказал Тенгиз. – Когда целуешься в комнате с девочкой и боишься, что вот-вот войдет мама". Я прижалась к нему крепче и спросила: "Пожалуйста, расскажи мне, как ты вчера переспал с проституткой. Меня это возбуждает". "Да не было ничего вчера, – грустно ответил Тенгиз. – Это я от злости сказал. Не смог я купить кхмерку – по-видимому, меня привлекают только белые женщины. Выпил с Майклом с горя джину и вернулся домой". "Бедняжка, – промурлыкала я, погладив его по голове. – Ну, мне пора, дорогой. Поехали".

Экипаж вертолета был французским. Я сидела в салоне и обменивалась ядовитыми шутками с Тенгизом, который стоял у трапа. За этой язвительностью скрывалось взаимное разочарование и сожаление о близкой разлуке.

Летчик-француз подошел ко мне с улыбкой, опустился на одно колено и очистил тряпкой мои туфельки, запачканные в болотистой грязи. Я засмеялась: французы есть французы.

Зажужжали воздушные винты, я помахала Тенгизу рукой в иллюминатор, машина напряглась, побежала по полю и вдруг оторвалась от земли. Мы полетели очень низко, почти касаясь верхушек деревьев. Это был захватывающий полет. Под нами сплошным зеленым ковром расстилались джунгли. Их грозная красота потрясала воображение. Меня удивило, что мы так долго летим, не набирая высоту. Один из членов экипажа, приятный молодой мужчина, вышел из кабины и спросил, нравится ли мне полет. Я рассыпалась в комплиментах. "Мы специально летим низко, чтобы вы могли полюбоваться картинами природы", – сказал он с любезной улыбкой. Я вспомнила полет из Таиланда. Земля была в тумане, и нам пришлось лететь совсем низко над морем. От зеленого шелка воды нас отделяло всего несколько метров, и я приставала к соседям с вопросами, много ли там акул и удастся ли нам доплыть до берега целыми и невредимыми, если вертолет упадет в море.

Пока я предавалась воспоминаниям, вертолет взмыл вверх и через полчаса благополучно приземлился в Пномпене. Я вышла под жаркое солнце, села в служебный автобус и доехала до здания аэропорта. Мне нужно было позвонить на виллу, чтобы за мной прислали машину. Тут ко мне подошел молоденький черноглазый солдат и на смутном для меня английском языке попросил куда-то пройти с ним. Я непонимающе уставилась на него и спросила, что случилось. Он снова что-то залопотал умоляющим голосом, я решила, что это нечто срочное, и безропотно отправилась с ним. Солдат привел меня к микроавтобусу, где сидели десять мужчин в военной форме. Один из них, весьма приятной наружности, кинулся ко мне навстречу с приветственными словами: "Как мы рады вас видеть! Мы знаем, что вы русская журналистка, и приглашаем вас сегодня вечером в один прелестный ресторан". Он говорил по-русски с иностранным акцентом. "И только-то? – рассвирепела я. – Кто вы такой?" "Я болгарский наблюдатель", – ответил он с широкой улыбкой. "А-а, братья славяне, все понятно, – холодно сказала я. – Вы находите приличным хватать женщину в аэропорту, тащить ее к автобусу под предлогом какого-то безотлагательного дела только для того, чтобы пригласить ее поразвлечься? Все ваши предложения пришлите по почте в письменном виде, а я постараюсь найти свободную минутку, чтобы их рассмотреть". Я повернулась к нему спиной и зашагала к зданию аэропорта. Вслед мне понеслось жалобное: "Мы не хотели вас обидеть!" Внутри меня все ликовало: "Если б вы знали, какая меня ожидает ночка, вы бы умерли от зависти!" 25 августа. Боги могут хорошо посмеяться. Первый раз в жизни я потерпела сексуальное фиаско. Стендаль в своей книге "О любви" отводит этой проблеме целую главу. Я всегда читала ее как нечто абстрактное и невозможное, и вот пожалуйста – первая половая авария. Даю отчет об этом выдающемся событии.

Вчера мы с Артуром провели прелестный вечер на реке Меконг в элегантном ресторане, выдержанном в золотистых тонах. Мы выпили отличного вина, отведали изысканных морских блюд под джазовую музыку небольшого оркестра. Сгорая от нечестивого желания, я почти не слушала, что мне говорит Артур, и думала только о том, как побыстрее залезть к нему в постель. После ужина мы поехали к нему домой, где в этот вечер очень удачно отключили электричество. Артур зажег свечи и поставил приятную музыку. Мы пили вино, Артур вел неспешную беседу, а меня жгла единственная мысль: "О черт! Почему же он не торопится!" Наконец он приступил к делу – медленным поцелуям, неторопливым, осторожным ласкам, нежным объятиям. Я чуть не взвыла от злости. Я разделась с такой быстротой, с какой одевается солдат по сигналу "тревога", и кинулась на него с алчностью голодной акулы. Боже мой! Какое меня ожидало разочарование! В этот момент Артур был похож на вегетарианца, которому предлагают мясной пирожок. Моя рука скользнула к тому месту, где полагалось быть грозному скипетру страсти, но ничего не нашла. Мне стало смешно. Три дня я ждала этой минуты и потерпела такой афронт. Тенгиз был отомщен.

Я оделась, не обращая внимания на протесты Артура, и сказала, что хочу домой.

"Дай мне время, – умолял он. – Тебе будет очень хорошо". Я покачала головой и взяла свою сумочку. В полном молчании мы вышли на улицу-После 1часов вечера служащие ООН не имеют права ездить по городу на машине, и нам пришлось идти пешком. Не успели мы пройти и десяти шагов, как нам наперерез с отвратительным писком бросилась жирная крыса. Я встала как вкопанная и заявила, что дальше не пойду даже под угрозой пистолетного дула. Артур посадил меня на плечи и понес по городу. Последний раз я сидела на закорках у папы, в глубоком детстве, на первомайской демонстрации. Я старалась не давить Артуру на шею и все время жаловалась ему на крыс: "Эти противные твари просто преследуют меня в Камбодже". У ворот виллы мы простились, не глядя друг на друга, и я поспешила в свою комнату к недопитой бутылке джина. Я легла в кровать со стаканчиком неразбавленного джина в паршивейшем настроении и задумалась над превратностями судьбы. В дверь постучали. "Кто там еще?" – вялым голосом спросила я. В комнату вошел Николай с самым разнесчастным видом и сел на край моей кровати. От него пахло виски.

– Даша, я так ждал, когда ты приедешь из Кратье, – сказал он дрогнувшим голосом.

– Ну вот, дождался, – мрачно заметила я. – Что дальше?. – Я так ревновал тебя, мучился, что ты там с Тенгизом, а ведь он красивый мужчина, – лепетал Коля.

Я лениво рассматривала его и думала, что он как личность не представляет для меня литературного интереса.

– Коля, чего ты хочешь? Говори яснее, – поторопила я его.

– Можно я тебя поцелую? – робко спросил Коля.

"О боже! – подумала я. – Шутки богов сегодня зашли слишком далеко". А вслух сказала:

– Что за вздор! Иди проспись.

– Меня мои друзья уговаривают пойти к девочкам в "Мартини-клуб", но я отказываюсь из-за тебя.

– Какая жертва! Я в ней не нуждаюсь. Чем раньше ты это сделаешь, тем лучше для тебя.

Тут мне показалось, что я уже в который раз смотрю один и тот же надоевший фильм и реплики героев навязли в губах. От этого утомительного разговора меня избавили подвыпившие друзья Николая, которые утащили его в клуб. Я мысленно пожелала ему легкого пути в мир порока. 26 августа. Чудесный вечер в компании русских дипломатических работников Павла и Евгения. Они повезли меня не в фешенебельный европейский ресторан, а в маленькое симпатичное кафе на открытом воздухе, куда ходит по вечерам местное население. Я пришла в коротком платье, и моекиты кусали меня за голые ноги. Мы ели руками любимое блюдо кхмеров – рисовые крекеры в густом мясном соусе – и пили джин с листьями мяты. После еды мы вымыли руки кусками льда. Павел вспоминал то время, когда он работал в международной комиссии по правам человека сразу после изгнания полпотовских войск из Пномпеня.

Он жил с коллегой в номере гостиницы, где воду пускали тонкой струйкой только в дневное время, когда члены комиссии мотались по джунглям. За день набиралась ванна холодной воды. Когда вечером Павел и его сосед возвращались в отель, усталые и мокрые от пота, они тянули жребий, кто первым полезет в ванну. Павел ломал спичку на две части, если сосед вытягивал половинку спички с серой головкой, то он получал "право первой ванны". После него в уже использованную воду лез Павел. Он вспоминал эту смешную историю с легкой ностальгией.