Шрифт:
С трудом нашел Интернет-кафе. Хотел написать в американское консульство – кириллицы нет на компьютерах.
Отправил письмо на имя американского торгового представителя.
Конверт бросил в почтовый ящик на вокзале и пошел пешком в гостиницу. Хожу только пешком.
До гостиницы уже недалеко. На пути небольшой пустой парк. Пройти его нужно по узкой асфальтированной пешеходной дорожке. Дорожка шагов через сто упирается в проезжую часть. На проезжей части стоят две черные машины с надписями 'полиция', оставляя узкий проход между собой. Около машин человек пять – шесть полицейских. Свернуть никуда нельзя, только вперед или назад. Елочки, сосеночки, чужою стороной, ах, как страшно девочки в лес ходить одной.
Со следующего дня, после того, как опустил письмо, на меня стали бросаться собаки, на пустых улицах навстречу попадались сумасшедшие с искривленными лицами и руками, которые что-то выли. По одной пустой улице меня метров сто 'вели на расстрел'. Велосипедист вспугнул меня в толпе на тротуаре. Вообще-то он ехал не быстро и не на меня, только почему-то за два шага направил колесо на меня, а в следующий момент резко свернул в сторону. Происходит все то, о чем я писал в письме торговому представителю. Значит, польские товарищи прочли его.
В письме я оставил свои варшавские координаты и телефон гостиницы.
Ожидал ответа дня два – три. Все время проводил в ближайших парках.
В Варшаве миллион семьсот тысяч жителей, а территория размером с
Москву.
Обошел несколько варшавских парков. Прогулочные дорожки разделены на две части – пешеходную и велосипедную. Надписей нет, нарисован пешеход, а с другой стороны велосипедист.
Травка всюду маленькая, безжизненная и однообразная, как в Летнем саду в Петербурге. Муравьи на асфальте настолько маленькие, что сначала думаешь, что померещилось.
Висла – быстрая коричневая река с запахом канализации.
Голуби в парках едят хлеб и с ладони, и когда держишь кончиками пальцев. Не боятся садиться на колени. У меня после завтрака в гостинице остается булочка. Первые день, два я не трогал ее, а потом стал брать с собой для голубей. На третий день в этом парке уже в двух местах гуляющие кормили голубей.
Сходил в дальний парк, по дороге заглянул в овощной. Купил черешни. Сижу на скамейке в парке, ем. Косточки собираю в ладонь и бросаю за спину на газон. Проходят редкие прохожие. Есть и с собаками. Только теперь прохожие с собаками сворачивают у моей скамейки на газон и проходят за моей спиной, а собаки тщательно обнюхивают траву.
Справа приближается дяденька. Солидный. Живот, костюм, белая сорочка, галстук, ботинки настоящие, не из военторга. Смотрит на меня и приветливо улыбается. Много снега навалило, по колено вязнешь, ты скажи, скажи Глафира, любишь или дразнишь? Ну, конечно же, это американский торговый представитель, которому я писал.
Господи, какой же пароль? Вертится только: 'Как на счет халвы, матрас?'.
На другой день ко мне подсел дяденька с испуганным лицом и по-польски предлагал что-то купить или обменять валюту.
– Русо туристо, облико морале, – отвечаю на латыни, и дяденька, крестясь, удаляется.
Со мной пытаются заговорить по-аглицки:
– Папаша, огоньку не найдется?
– А..а..э..
– Ты, что, глухонемой что ли?
– Йес
Или по-аглицки же спрашивают время. Молча показываю часы. Мои часы украшены громоздкими датчиками температуры и давления.
Вскоре на скамейку поблизости сели двое. Полчаса я слушал с их стороны тихое: 'пи-пи-пи… пи-пи… пи-пи-пи… пи-пи'. Ничего не боятся шпионы, резидента, наверное, вызывают, деньги кончились.
… Штирлиц шел на встречу с Борманом. На выходе из
Рейхсканцелярии висело объявление:
1. Завтра в кафе 'Элефант' состоится встреча Штирлица с женой.
Билеты в профкоме 6-го отдела РСХА.
2. Фашисты, убедительная просьба сдать деньги на памятник агенту
Клаусу (Штирлиц, Вас особо касается).
Клаус. Клаус. Это было в августе 43-го…
– Штирлиц, отныне у Вас новый агент, Клаус, – объявил Шелленберг.
– Группенфюрер, да у меня этих Клаусов пруд пруди… В памяти засела последняя встреча с клаусом. Они шли по апрельскому лесу, вдоль тихого озера. Клаус впереди, Штирлиц позади. С винтовкой наперевес. Услышав щелчок затвора, Клаус, не оглядываясь, достал из кармана пальто зеленую резиновую шапочку:
– Есть в графском парке старый пруд, там лилии цветут, – затянул он…
Да. Что и говорить, не раз Штирлиц был на грани провала. Взять хотя бы тот случай с рацией Кэт, с нацарапанным на крышке 'Штирлиц – дурак', которая привела его в кабинет Рольфа. Стирая пошлость на крышке, Штирлиц незаметно расспросил шарфюрера, не упоминала ли русская пианистка некого господина Бользана, который частенько продувает в шахматы фрау Заурих в кафе 'Элефант'. Получив отрицательный ответ, Штирлиц направился к двери: