Шрифт:
– Постой, а за чем же я к тебе заходил?… Ах, да, послушай, сволочь фашистская, нет ли у тебя таблетки от головной боли?
Штирлиц знал, что запоминается последняя сказанная фраза. Теперь
Рольф, спроси его кто-нибудь, скажет, что Штирлиц заходил за таблеткой…
А что же Кэт? Неделю назад Штирлиц уже было спас радистку.
– У нее черный ребенок! – кричал возмущенный Хельмут, – Черный ребенок, господа!
– Ну и что же? – спросило партайгеноссе.
Сотрудники Рейхсканцелярии стали передавать девочку из рук в руки.
Мюллер ласково взял девочку и запел:
– Тупаре, чункаре…
Потом девочка перешла на руки к Кальтенбруннеру:
– Ани-на, ани-на, генацвали пасара.
Тут фашисты посмотрели на Хельмута и запели:
Но сурово брови мы насупимЕсли враг захочет нас сломатьКак невесту родину мы любимБережем, как ласковую матьШирока страна моя роднаяМного в ней лесов, полей и рекЯ другой такой страны не знаюГде так вольно дышит человек…Штирлиц вспомнил жену и ее новогоднюю телеграмму: 'Юстасу. Ежевика с викою, а я сижу, чирикаю'… и последнюю встречу с ней в кафе
'Элефант'. Она, конечно же, не узнала его. И не мудрено, ведь
Штирлиц сидел в конспиративных очках, подаренных ему мистером Икс.
Ира подошла, и что-то сказала пианисту, после чего тот объявил:
– А эта песня прозвучит для нашего дорогого гостя из солнечного
Бабесберга господина Бользана: 'Пумба, рымба, пумба, рымба, пумба, рымба, пумба, рымба, а я иду, шагаю по Москве и я пройти ишо смогу…'. А ведь это провал, подумал Штирлиц. Он ничем не выдал себя, только руки, как всегда в минуту опасности, стали собирать из спичек слово 'писец'. Ира, Ира, и как тебя угораздило. Я же просил что-нибудь лирическое, ну, хотя бы: 'Ехали цыгане да с ярманки домой, да остановились за этой ярманкой'…
Ну вот, приеду я домой, думал Штирлиц, – жена дома, пока ничего не подозревает. Открою дверь, а она:
– Штирлиц, тебя, что, из Рейхсканцелярии выгнали? Ты меня в гроб вгонишь!…
Штирлиц шел на встречу с Борманом. Неделю назад во время бомбежки он остановился у комнаты правительственной связи. 'Здесь держать можно двери открытыми, – подумал он, – что надежней любого замка'.
– Борман у аппарата, – донеслось из трубки, – Борман слушает, говорите.
– Это Штирлиц говорит… Штирлиц… первая буква 'ша'… 'ша'…
'Широка страна моя родная…'…
Да, но кто же мог дать объявление в Рейхсканцелярии? Геринг?
Исключено. Рейхсмаршал занят эскадрильей майора Булочкина и хозяйством Семибаба.
Фюрер? Последние дни он закрывается в бункере с Гимлером и поет свою любимую:
'Мне бы дьявола коня, да плеточку заветную и тогда искать меня в рейхе не советую. Ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла. Ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла. Ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла. Ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла'. Потом он обращается к Гимлеру:
– Чей будешь, дядя?
– Простите?
– Фармазон…
После этого фюрер говорит что-то про мышей, бьет в дверь и орет:
– Дайте воды! Воды!
Вбегает адъютант: – Почему шумим! И получает по затылку. Фюрер переодевается в адъютантскую одежду и друзья пробираются в туалет на восьмом этаже. Вылезают через окно, перекусывают электрический провод (отсюда у фюрера кариес) и, повиснув за конец, пролетают и тормозят о стену соседнего здания… Нет, Штирлиц исключил и его.
Плейшнер? Однажды Штирлиц путешествовал с ним в одном поезде в
Швейцарию. Плейшнер ехал в соседнем вагоне, как шведский ученый с простой скандинавской фамилией Цхаджбаджибриджибаджибаев. 'Карпуша, да ты на ноги-то его посмотри, какой из него ученый', вспомнил он предостережение фрау Заурих. Ботинки! На Плейшнере были те самые желтые лыжные ботинки, в которых ушел в Швейцарию Кальтенбруннер.
Значит, и лыжи он тоже умыкнул…
На следующий день я снова пошел за черешней и клубникой в дальний магазинчик. Там ягоды дешевле и такого же отличного качества.
Свернул неправильно и забрел в правительственный квартал. Тротуар выложен плиткой. Вдоль него грядки с кустами и цветами. Земли под ними не видно – все покрыто сосновой корой. Любопытно. После обработки сосен поляки не выбрасывают кору.
Синички в парке едят крошки с протянутой ладони.
Все кроссворды мои давно отгаданы. Телевизора в номере нет. Ответа на письмо нет, звонков нет. Нужно возвращаться в Москву.
Не смотря на то, что у меня ничего не получилось в Варшаве, я чувствовал себя увереннее. Увереннее, благодаря приключениям, развернувшимся здесь и очень похожим на московские. Раньше я думал, поверит ли кто-то моим рассказам, теперь знаю – поверят, ведь этим занимаются и польские спецслужбы, значит, об этих методах должны знать любые другие.