Дом пятиюродного дедушки, а лучше сказать усадьба, поразил Бесс своей величиной и роскошью. Их привели в то, что прислуга называла "Бордовая гостиная". В центре стоял огромный, сделанный из ствола секвойи стол. Вокруг в легком беспорядке были расставлены стулья. Лакеи и горничные разносили чай, кофе и кока-колу. Приглашенных на оглашение завещания было человек тридцать. Бесс растерянно уцепилась за рукав Эндрю. Дамы вокруг были сплошь холеные и лощеные, ни грамма лишнего жира. Их неброская одежда, как моментально оценила Бесс, была с Пятой авеню, и любой скромный свитерок с легкостью тянул на квартирую плату Бесс и Эндрю за полгода.

Оглашение завещания заняло почти два часа. Дом на Лонг-Айленде отошел высушенной вобле и ее мужу с лицом, покрытым теннисным загаром. Старинная посуда раздавалась направо и налево. По улыбающимся лицам родственников можно было угадать очередного счастливчика. Бесс устала, ей начало казаться, что их просто обманули - позвали позавидовать чужой удаче. Но вот в самом конце нотариус провозгласил: "Моим племянникам, Полу Хендерсону и Стивену Хендерсону, за то, что они не оставили меня в тяжелый час, я завещаю... Полу Хендерсону - картонную коробку из-под клюшек для гольфа, со всем ее содержимым, Стивену Хендерсону - шкатулку девятнадцатого века для ювелирных украшений, со всем ее содержимым. Если на момент оглашения завещания кто-то из указанных племянников умрет, указанные предметы должны быть переданы их прямым наследникам".

На обратном пути Бесс чуть не плакала. Размечталась - старинный сервиз или набор столового серебра. Ободранная шкатулка с камушками из стекла! Правда, дяде Полу вообще досталась картонная коробка, перевязанная бельевой веревкой. Впрочем, коробка была явно очень тяжелой - дядюшка весь скособочился, пока тащил ее к машине. На просьбу Бесс посмотреть, что там внутри, дядя Пол сказал, что старый болван оставил ему кое-какие ржавые инструменты. В свою шкатулку Бесс решила заглянуть дома. Вдруг там все-таки что-то интересное? Ну хоть колечко с бриллиантом?

Но увы, когда шкатулка была торжественно открыта, в ней оказался лишь небольшой кусочек ветхого от времени шелка величиной с носовой платок, с вышитыми по краям цветами земляники. Да еще и с бурым пятнышком в одном уголке. Бесс с досады чуть не порвала древний носовой платок. Эндрю тоже выглядел разочарованным и сконфуженным. Дядя Пол, добрая душа, утешал их как мог.

– Хочешь, я заберу эту дурацкую шкатулку и этот платок? Чтобы ты не расстраивалась от такого напоминания, - предложил он.

– Ну уж нет!
– Бесс в сердцах грохнула о стол чайником.
– Я оставлю это у себя как напоминание, что я такая дура, такая дура... О, знаю, что я сделаю! Пусть хоть какая-то польза будет от этой дряни.

С этими словами она взяла несчастную шкатулку, сунула туда кусок шелка, захлопнула крышку и водрузила шкатулку в террариум, прямо около кормушки Пруденса.

– Будет у Пруденса мебель! И выглядит очаровательно. Клиенты будут думать, что Пруденс охраняет сокровища.

Дядюшка Пол только крякнул. Он осторожно подошел к террариуму, попытался просунуть туда руку. Крокодил клацнул зубами, и дядюшка заскучал. Пруденс подпускал к своей кормушке только руки Бесс. Все остальные могли остаться без пальцев.

Бесс переживала коварство пятиюродного дедушки мужа очень долго - дней пять. А потом смирилась, и ей даже стала нравиться шкатулка в террариуме. Тем более что Роза Корлеоне, ее самая видная клиентка, неожиданно сказала, что у Бесс хороший вкус. Да, вот так и сказала, выходя от Бесс после очередного визита и привычно переступая через почтальонскую сумку на площадке. А муж Розы Корлеоне владеет целым кварталом домов в Бруклине!

Однако примерно через неделю на Бесс навалилась другая проблема: Пруденс не в шутку занемог. Он и так не отличался живостью нрава, а теперь и вовсе лежал без движения, полуобернувшись вокруг шкатулки. Его обычно серо-зеленое тело покрылось розоватыми пятнами, и он явно страдал. Бесс бросилась звонить знакомому ветеринару из нью-йоркского зоопарка. Это был ее старый приятель, с которым после свадьбы она почти не общалась - уж больно ревниво относился к этому Эндрю. Но здоровье Пруденса - дело святое, так что Эндрю дал добро на звонок. Договорились, что Пруденса привезут в среду пополудни. Надо ж было тому случится, что дядюшкина машина некстати поломалась ("Всё! всё в одну кучу", - рыдала Бесс), так что для перевозки крокодила пришлось воспользоваться такси.

В ожидании дяди Пола и Эндрю, Бесс вытащила Пруденса из террариума и надела ему на пасть розовую резинку для волос. В сочетании с розоватыми пятнами на теле это выглядело так жалко, что Бесс всхлипнула. Эндрю и пять минут спустя появившийся дядя Пол помогли завернуть Пруденса в старое одеяло. Эндрю помчался ловить такси, крикнув Бесс и Полу, чтобы были осторожнее - скотина-почтальон опять бросил на площадке свою сумку.

Пруденса вытащили на улицу. В одеяле он выглядел как капризное бревно. Ну, такое бревно, которое недовольно, что его куда-то несут и поэтому извивается. Таксист, остановившийся, как всегда, во втором ряду, видимо, поначалу не разобрался, что это такое в одеяле. Эндрю сел на заднее сиденье, ему на колени просунули Пруденса, головой вперед, потом уселась Бесс.

– О черт!
– сказал вдруг дядя Пол.
– Холодает, как бы он у нас на обратном пути дуба не дал. Сидите, дети, я сейчас притащу плед из гостиной.

И он убежал обратно в дом, только свистнул на ветру его длинный развевающийся плащ. Таксист недовольно заворчал: отовсюду сигналили клаксоны. Желтый "чекер" оставил для проезда только одну узкую полосу. Машины протискивались мимо по очереди, из них слышались ругательства на всех возможных языках мира в адрес такси и его пассажиров. Бруклин... Эндрю опустил стекло и выставил морду крокодила в окошко. Ругательства стихли.