— О том самом. Ты высший, ты в курсе: Пределов нет, есть лишь различные аспекты Запредельного. А раз так, значит, и каналы твои безразмерны.

— Откуда знаешь?

— Знаю.

Архипыч повернулся, посмотрел на меня осуждающе и, поведя головой в сторону своего заместителя, спросил:

— Ну и зачем об этом при детях?

— Тоже мне секрет полишинеля, — фыркнул Боря. Но стоило только Архипычу на него цыкнуть строго, отпустил руль и зажал руками уши: — Всё-всё, мой коннетабль, ничего не знаю, ничего не слышал.

— Кончай придуряться, Улома, рули давай, — приказал Архипыч и потом вновь обратился ко мне: — Да, Егор, я знаю, причём, знаю точно, что Пределы лишь фантом реальности. Знаю и не сомневаюсь в этом. Ну и что с того? Знание это только знание, оно ни к чему не обязывает, оно даёт право на выбор. Есть два пути. Первый: порвать с иллюзией, пройти по ступеням просветления и слиться с истиной. Второй: не дёргаться, оставит всё как есть и дальше жить иллюзией. Я, как, впрочем, и все другие высшие из ныне живущих, выбрал второй. Выбрал и живу по законам Пределов.

— Почему так? — не преминул спросить я.

— А потому что мне так интересней, — с вызовом и задиристо ответил кондотьер. — Это, во-первых. А во-вторых, всерьёз подозреваю, что, истина — это тоже иллюзия. Только высшего порядка. А есть ещё в-третьих, в-чётвёртых… Тебе доложить? Или этого хватит?

— Пожалуй, хватит.

— Вот и хорошо. Разговор на эту тему может быть длиннее сказки про белого бычка, а нам недосуг. Нам решение нужно найти. А о высоком поговорим как-нибудь после войны.

И вновь в салоне надолго повисло молчание. На этот раз прервал его Боря. Вырулив возле Знаменского монастыря на кольцо, он вдруг предложил:

— Мой коннетабль, а что если задействовать канал номер двести?

— Ну ты, брат, и хватил! — не то изумился, не то возмутился Архипыч. — Сам-то понял, что сказал?

Боря стушевался и вновь проглотил язык, а вот я за его идею зацепился:

— Колитесь, господа, что за канал такой?

— Это, Егор, технический канал, — выдержав паузу, пояснил Архипыч. — Мы через него отправляем тех, кого уже развоплотили, Грубо говоря, двухсотый служит грузовым порталом для компоста.

— А что, живому туда нельзя нырнуть?

— Отчего же. Можно. Но только… — Архипыч обернулся ко мне. — Слышал про жёсткую посадку спускаемых космических аппаратов?

— Слышал, конечно, — кивнул я. — Это когда они падают по баллистической траектории.

— Правильно. Так вот это приблизительно то же самое будет. Попасть ты Туда попадёшь, но в каком состоянии, это я тебе, Егор, сказать не могу. Просто не представляю этого. Вдруг тебя так перекрутит всего, что нужный Образ не сможешь поднять, тем более — удержать. Что если так? Ведь для двухсотого, увы, не существует никаких стабилизирующих и защитных ритуалов. Почему, сам понимаешь.

— Но другого выхода нет, — после паузы, сказал я.

— Входа, — поправил Архипыч. Глянул на меня долгим, оценивающим взглядом, понял, что в своём намеренье я твёрд, и покачал головой: — Ну, как знаешь, как знаешь. Моё дело — предупредить.

— Не бойся, начальник, — с напускным запалом сказал я. — Прорвёмся.

Архипыч кивнул:

— Ну, хорошо. Тогда сейчас прямиком к нам в штаб-квартиру и сразу в процедурную.

Едва он это произнёс, в кармане у него зазвенел телефон. Кондотьер крякнул недовольно, долго рылся в карманах, наконец достал и приложил трубку к уху. Послушал, ответил на приветствие звонившего:

— Привет. — И протянул трубку мне: — Это тебя.

— Меня? — не поверил я, но трубку взял.

Звонил Ашгарр.

— Как там у тебя? — спросил он.

Чувствовалось, что сильно взволнован, хотя и старается говорить спокойно.

— Работаю, — ответил я.

— Подвижки имеются?

— Определёно. Что, с Лерой плохо?

— Совсем плохо, уже заговаривается.

Я отвёл руку с трубкой в сторону, выплюнул грубое слово, опять приставил трубку к уху и, не желая удваивать тревогу, сказал чётко и спокойно:

— Всё будет хорошо. Держи её, не отпускай.

— Я стараюсь, Хонгль, — сообщил поэт. — Я очень стараюсь. Но ты бы как-нибудь там побыстрее, что ли.

— Всё вот-вот закончится. Я уже подобрался к гаду… Почти подобрался. Сейчас вот метнусь в Запредельное, встречусь с ним и, думаю, вопрос закрою.

— В Запредельное? — насторожился Ашгарр. — Ты собрался в Запредельное?

— Так надо, — сказал я тоном, сразу отметающим всякие возражения.

Но поэт возражать и не собирался, просто здорово переживал за меня.