Шрифт:
– Почти нет, – призналась Изольда, задумчиво глядя на скалы, под которыми бился прибой. – А к тому времени, когда я поняла, что моя мать пытается устроить, чтобы я была хоть немного счастлива, было уже слишком поздно. – И грустно добавила: – Никогда нельзя пить вино из неизвестной фляги.
– И любовный напиток тоже, – напомнила я, в ответ Изольда покачала головой.
– Меня тошнит, когда я думаю об этом. – Она пожала плечами и уставилась на кружащихся птиц, которые наполняли воздух своими криками. – Вот посмотри на этих черноголовых чаек! Такие же есть и у нас в Ирландии, и мне нравилось бегать по дюнам, где они гнездятся по весне, и смотреть, как птицы поднимаются в воздух в облаке перьев.
Я усмехнулась, потому что так много раз мы с Кевином делали то же самое в Регеде. Мои воспоминания были схожи с воспоминаниями корнуэльской королевы, и я снова подумала о том, что же случилось с тем мальчиком, которого я так долго любила на заре своей жизни. Наверное, мы все были когда-то тайно влюблены, и только немногие из этих тайных привязанностей становились известны другим людям, как это случилось с Изольдой.
– Правда, вчера на берегу костер был замечательный? – спросила Элейна на следующий день, сидя рядом с Винни и разливая для нас чай из трав. – Вы заметили, как прекрасно выглядел Ланселот в свете пламени? Я не могла оторвать от него глаз. Я всегда думала, что выступающие зубы – это некрасиво, но его рот они делают полным и красивым.
Она была сильно увлечена бретонцем и, хотя остальные женщины дразнили ее, продолжала уверять, что когда-нибудь он ответит на ее чувство.
– Просто сиди и смотри, – говорила ей ее компаньонка. – Нужно время, чтобы он понял, что вашим судьбам суждено переплестись.
Не похоже, подумала я и посмотрела на Ланса, который играл в шахматы с Тристаном. Мы гуляли на берегу реки, и, как только расставили фигуры, он погрузился в хитрости игры.
Он слишком серьезен для таких, как ты, подумала я, оглядываясь на Элейну… хотя должна была признать, что она по-своему была привлекательной, однако любила выставляться напоказ и нахально вела себя.
– О Трис, смотри, качели! – крикнула Изольда. Кто-то перебросил толстую веревку через большой сук дуба, и она маятником раскачивалась над заводью. – Иди сюда, любимый, и подтолкни меня.
– Не сейчас, дорогая, – ответил Тристан, увлекшийся игрой и не обращавший внимания на Изольду. – Может быть, Паломид сумеет тебе помочь.
Паломид был занят тем, что пытался снять котенка Элейны с дерева, куда тот забрался, едва заметив Цезаря. Почтенный волкодав старел, сделался не таким резвым и не проявлял ни малейшего интереса к кошкам, но объяснить это котенку было довольно трудно, потому что, похоже, тот получал удовольствие от того, что пугал сам себя.
– Меня кто-то звал? – спросил Паломид, с изящным поклоном возвращая котенка хозяйке.
– Позаботься об Иззи, дружок! – ответил Трис, даже не отрываясь от доски.
Араб повернулся и одарил Изольду ослепительной улыбкой. Я едва сумела сдержать свое удивление. Его лицо светилось любовью и обожанием, а прекрасные черные глаза не могли оторваться от нее, как будто своим взглядом он пытался проникнуть ей в душу. Я поспешила отвести глаза, не понимая, какими чарами умела околдовывать мужчин ирландка.
– Паломид действительно влюблен в Изольду, или мне показалось? – спросила я Ланса позже, когда мы прогуливались с Цезарем у ручья. – Он ведет себя так, словно и не собирается скрывать своих чувств.
– Так и есть. И это безнадежно. Иногда мне кажется, что греки были правы, считая, что любовь посылается богами в наказание. Изольда совершенно не замечает его, а Тристан его идол. Мы говорили с ним об этом на прошлой неделе. Он весьма чувствителен, и все это очень тяжело для него.
– Он мог бы выбрать любую из множества женщин, – размышляла я. – Они вьются вокруг него, почти как вокруг тебя.
– О, иногда то, что легко достается, оказывается совсем не тем, что нужно тебе, – произнес бретонец.
Капризы человеческой натуры заставили меня рассмеяться.
– Может быть, его просто потрясает красота Изольды.
– Может быть, – согласился Ланс. – Некоторые мужчины не понимают, что настоящая красота человека в его душе.
Я быстро взглянула на него, не понимая, действительно ли он оставался глух к красоте таких женщин, как Изольда и Элейна, и заметила, что он наблюдает за мной, старательно пряча улыбку.
– А ты, конечно, не знаешь? – как-то непонятно спросил он.
– А что мне нужно знать?
– Как ты прекрасна.
Я замерла на ходу. Мне показалось, что он меня дразнит.
– Подумай только, Цезарь, она не знает, как красиво солнце играет в ее волосах, как бела и изящна ее шея, словно шея лебедя…
Его тон был беспечным и игривым, как будто он разговаривал с собакой, и румянец, сначала вспыхнувший на моем лице, теперь пропал, когда я поняла, что он не собирается обращаться прямо ко мне.