Паша приволок ещё две задумки на "фестивальные" песни. Он играл придуманную им "гармошку", ритм-секция старательно выискивала свои точки, а я импровизировал на "марсианском" языке. Для тех, кто не в курсе, хочу объяснить, что такое "марсианский" язык.

Не всегда написание песни начинается с текста. Случается, что просто находится эффектный рифф, подходящая гармония или ритмический штрих, что становится началом нового произведения. И для того, чтобы представить себе фразировку будущего текста, подобрать канто, определиться со структурой песни, вокалисты поют всяческую тарабарщину, расставляя акценты и подбирая мелодику будущей голосовой партии. И когда становится более-менее понятно как будет выглядеть вокальная партия с точки зрения мелодики, пишется текст.

Эту тарабарщину музыканты называют "марсианским" языком. Иногда этот язык используют особо ленивые вокалюги, когда охота попеть "фирму"

(либо под неё), а текст учить лень. Тогда "марсианский" язык приобретает сходство с английским, французским или любым другим

"цивилизованным" языком, под который нужно "проканать".

Мы мусолили две новые вещи. Одна из них была откровенно джазового пошиба, а другая – с "захилом" в гранж. Мы же разнообразные чуваки!

В джазовой вещичке мы надавили на все лирические педали, до которых могли дотянуться. Тихий задушевный вокал, свингующий бас, лёгкие гитарные фразки! Барабанщик – щётками! Естественно, в честь того, что произведение звучит в джазовом духе, выделили каждому по сольному куску – отрывайся, ребяты! Впрочем, штучка получилась симпатичная. "Ковбойцы" предвкушали, как вкусно это кино зазвучит при написанном мною тексте, а я совершенно не представлял, как я его буду ваять. Идей не появлялось никаких, а выдавливать из себя по словечку мне не улыбалось никак. С другой стороны, не мог же я посрамить свою репутацию "поэта"!

Дома я снова уселся за стол и приготовился творить "великое".

Скажу честно – "великое" не получалось. Более того, даже не

"великое" в голову не лезло! Я пытался действовать по найденному мной рецепту – не зацикливаться и почаще переключаться на посторонние темы. Я вспоминал свадьбы, дни рождения, похороны! Я представлял себе весь знакомый женский контингент в обнажённом и полуобнажённом виде! Толпой и в одиночку! Я размышлял над всевозможными философскими вопросами – наразмышлял на два учебника по судебной психиатрии, а текст так и остался неначатым. Ни черта не помогало! Тогда я плюнул на всё и решил, что не быть мне рок-Шевченком. А раз так, то нужно ложиться спать и не засирать себе мозги. И не заниматься больше тем, к чему не приспособлен мой хрупкий организм.

Довольный, я улёгся и приготовился мгновенно уснуть. Ведь главное

– принять решение. А когда что-либо решил, то на душе становится спокойней. Облегчённо вздохнув, я закрыл глаза.

Угу! Как бы не так – вместо того, чтобы по-мужчински "втопить массу"2 на полную катушку, я увидел перед собой искомый текст во всех деталях. Оставалось только подняться, включить свет и записать его! Курва мать! Я наощупь пошлёпал к столу, щёлкнул выключателем настольной лампы и взял в руки ручку. Ну как тут быть последовательным?

С другой песенкой было ещё сложнее. Мы слепили аранжировку, определились со структурой, подобрали канто… Одно "но" – при любом варианте текста на понятном языке вещь автоматически превращалась в дерьмо. Я надеялся, что "терпение и труд всё перетрут", ан нет! Эту

"пьесу" с моим вариантом текста можно смело считать пародией на музыку – настолько похабно и пошло она звучала. К напыщенной мелодии и аранжировке я умудрился "пристегнуть" текст, настолько проникнутый пафосом, что самому хотелось стать по стойке "смирно" перед зеркалом и после каждого припева отдавать себе честь. Каюсь! Но покажите мне хотя бы одного человека, не сотворившего в своей жизни ни строчки дерьма!

– Утро кра-а-асит ярким светом стены древнего Кремля-а-а! Ля-ля-ля!

Я мурлыкал себе под нос чудовищную кашу-малашу из всех, или почти всех известных мне песен и одновременно "наводил красоту".

Планировалась операция под кодовым названием "Взятие Сталинграда".

Смысл оной состоял в том, чтобы обмануть бдительность таткиных предков и всевозможными хитрыми способами выманить у них руку той, что отдала мне своё сердце. Ну, сказанул!

– Се-е-ердце! – завопил я вдохновенно, – тебе не хочется поко-о-о-оя! Чёрт подери, нужно ещё штаны погладить! – и я погнал в соседнюю комнату за утюгом.

Я надеялся, что всё произойдёт успешно – поди, не в семнадцатом веке живём! Собственно, многие брачующиеся вообще не спрашивают согласия родителей, а просто ставят их перед фактом. Так, мол, и так, дорогие предки, мы женимся, и всё тут! А ваше мнение для нас – это вопрос вторичный. Не колышет нас ваше мнение!

Нам этот вариант не подходил, поскольку жить мы собирались с таткиными родителями. Посему следовало изобразить видимость почтительного отношения к родительским сединам. Для полного успеха операции следовало уверить их в том, что я трудолюбивый, симпатичный, потенциально богатый молодой человек, который в состоянии обеспечить счастье их дочери.