— Вы не сможете расследовать это дело, Квин, — заявил окружной прокурор, нахмурясь. — Кто бы ни был убийца, он избрал жертвой наиболее выдающуюся фигуру во всем Нью-Йорке. Здесь околачиваются десятки репортеров — нам понадобилась половина всего штата городской полиции, чтобы сдержать их напор и не пустить в помещение. Питер Харпер здесь — привилегированная личность, и даже — помоги мне Боже! — сам губернатор звонил полчаса назад. Можете представить себе, что он говорил. Преступление это громкое, Квин, очень громкое! Что за всем этим стоит: осознанная месть, маниакальная личность, деньги?

— Если бы я знал... Послушайте, Генри, — вздохнул инспектор, — нужно сделать официальное заявление для прессы, а нам нечего сказать. Вы, Пит, — угрюмо продолжил он, оборачиваясь к седовласому, — вы здесь с моего молчаливого согласия. Одно неосторожное слово с вашей стороны — и вам придется убраться. И не печатайте ничего такого, что не было сказано. В ином случае... Понятно?

— Я схватываю ваши слова на лету, — усмехнулся репортер.

— И еще, Генри. Ситуация развивалась так. — И старик Квин быстро вполголоса пересказал последовательность событий, открытий и осложнений, произошедших этим утром.

Когда инспектор закончил свой рассказ, он попросил бумагу и ручку и быстро, с помощью окружного прокурора, написал официальное заявление для репортеров, кружащих вокруг здания госпиталя. Были сделаны машинописные копии, которые подписал Сэмпсон; Вели послал своих людей раздать их репортерам.

Инспектор Квин подошел к двери амфитеатра и позвал кого-то по имени. Почти мгновенно на пороге возникла высокая, угловатая фигура доктора Люциуса Даннинга. Щеки врача были пунцовыми от волнения, глаза затуманены, морщины резко обозначились на худом лице.

— Итак, вы наконец решили позвать меня! — накинулся он на инспектора. Его седая голова дергалась из стороны в сторону, пока он колючим взглядом изучал всех собравшихся. — Вы полагаете, что мне нечего больше делать, как только сидеть, вроде той старой женщины или двадцатилетнего юноши, и ожидать милости быть приглашенным! Позвольте же мне сказать раз и навсегда, сэр... — он подошел вплотную к инспектору и занес над его головой свой тощий кулак, — это оскорбление вам не пройдет даром!

— Но позвольте, доктор Даннинг, — мягко и даже покорно начал инспектор, ловко поднырнув под протянутой рукой доктора и закрывая дверь.

— Успокойтесь, доктор Даннинг! — перебил их окружной прокурор Сэмпсон властным голосом. — Следствие находится в самых опытных детективных руках Нью-Йорка. Если вам нечего скрывать, то вам нечего и опасаться. К тому же, — высокомерно добавил он, — любые жалобы по ведению расследования все равно адресуются мне.

Даннинг сунул руки в карманы своего халата.

— Мне безразлично было бы, даже если бы вы оказались президентом Соединенных Штатов, — прогремел Даннинг. — Вы мешаете мне работать. У меня больной с язвой желудка, острый приступ, который требует немедленного вмешательства. Ваши люди пять раз препятствовали моему выходу из амфитеатра. Это преступление! Мне необходимо осмотреть пациента!

— Сядьте, доктор, — примирительно заговорил Эллери. — Чем дольше вы протестуете, тем дольше мы вас вынуждены задерживать. Несколько вопросов — и идите к своей язве желудка...

Даннинг заоглядывался, как загнанный дикий кот, несколько секунд поборолся сам с собой, не желая выплескивать далее своего возмущения, и наконец замолк. Он бросил свое длинное тело в кресло.

— Можете задавать мне вопросы до завтра, — оскорбленно заявил он, скрещивая руки на груди, — но вы только зря потратите время. Я ничего не знаю. Я ничем не смогу помочь.

— Ну, это как посмотреть, доктор.

— Давайте же поскорее приступим к вопросам! — перебил инспектор. — Хватит перепалок. Послушаем вашу историю, доктор. Мне нужен точный отчет о ваших действиях этим утром.

— И это все? — с горечью спросил доктор. Он быстро облизнул свои дрожащие губы. — Я приехал в госпиталь в 9.00, принимал пациентов в своем кабинете до 10.00. С 10.00 и до времени назначенной операции я оставался в кабинете, проверяя карточки пациентов. Нужно было сделать записи и назначения. Потом несколько минут я шел по северному коридору к амфитеатру, взошел на галерею, встретил там свою дочь, и...

— Пока довольно. Были ли посетители после 10.00?

— Нет. — Даннинг подумал. — Никого, кроме мисс Фуллер — компаньонки миссис Дорн. Она заглянула на несколько минут, чтобы спросить о состоянии миссис Дорн.

— Насколько хорошо, — спросил Эллери, склонясь к его креслу, — вы знали миссис Дорн, доктор?

— Не близко, — ответил Даннинг. — Конечно, поскольку я был принят в штат со дня основания госпиталя, я знаю миссис Дорн. Я введен в совет директоров вместе с доктором Дженни, доктором Минхеном и другими...