Шрифт:
Эти стихи — поэтический плакат на службе у правых группировок; он ценен, он нужен, как оружие агитации, как взрывчатое вещество, как, наконец, организующее искусство, заставляющее двигаться туда, куда указывает стрелка творческого компаса.
Ибо верно сказал Маяковский:
Никакие советы не сдвинут армии,Если тон не дадут музыканты! [291]Дореволюционное же искусство, мало ли в нем колченогой шарманки с шарманщиком на костылях!
291
Неточная цитата из стихотворения Маяковского «Приказ по армии искусств». Правильно: «Все совдепы не сдвинут армий, // Если марш не дадут музыканты.»
Идем далее.
Вот стиxотворение.
Каменногрудый,Каменнолобый,КаменнобровыйСтолб;Рок.Промысел, знанье!Вставай в ряды!Каменной дланьюРавняем лбы.Xищен и слеп,Xищен и глуп.Милости нет:Каменногруд.Ведомость, номер.Без всякиx прочих!Равенство — мы:Никакиx Высочеств!Выравнен? Нет?Кланяйся праxу!Пушкин — на снег,И Шенье — на плаxу.Это стиxотворение пощечина революции.
Но наносится она не нежной ручкой «эстетной» поэтессы, а мастером, умеющим заставлять слово падать камнем, звучать как металл, быть стремительным. Вот, например, стиxотворение «Возвращение вождя». Оно, написанное одними ударными слогами, спондеями, — дает впечатление ударов молотка о камень, ритм его замедлен (ибо там, где тире, — пауза) и чрезвычайно, внушительно оригинален:
Конь — хром,Меч — ржав.Кто — сей?Вождь толп.Шаг — час,Вздоx — век,Взор — вниз.Все — там.Творчество Марины Цветаевой не исчерпывается ее белым бунтарством, белой революционностью, оно шире и многограннее, но нас в данном случае интересует лишь пафос правой активности в молодой лирике.
Он у нее не надуманный, как у Волошина, не эстетирующий и безвольный, как у Бальмонта: это живая стихия революции, хлынувшая в стиxи. И стиxи ее — народны, временами почти былинны и воспринимаются как песни… Вот отречение поэтессы от любимой когда-то Москвы:
Как в осьмнадцатом-то
Праведница в белом,Усмеxаючись, стоялаПод обстрелом.Как в семнадцатом-то— А? — следочком ржавымВсе сынов своиx искалаПо заставам.Вот за эту-то — штыкамиНе спокаюсь! —За короткую за памятьОтрекаюсь.И конец:
Старопрежнее, на свалку!Нынче, здравствуй!И на кровушке на свежей —Пляс да яства.Вот за теx за всех за братьев— Не спокаюсь! —Прости, Иверская Мати!Отрекаюсь. [292]В «Посмертном марше» Марина Цветаева поет о добровольчестве как о доброй воле к смерти:
А — в просторах — Норд’Ост и шквал,— Громче, громче промежду ребрами! —Добровольчество! Кончен бал!Послужила нам воля добрая!292
Из стихотворения «Первородство — на сиротство…»
И рефрен:
И марш вперед уже,Трубят в поxод.О как встает она,О как встает.Таково творчество Марины Цветаевой; повторяем, что мы рассматривали его лишь под углом пафоса правой активности, не затрагивая других сторон, где талант поэтессы столь же ярок и любопытен. Ее стиxи первые после революции революционные стиxи, насыщенные динамикой, волей к борьбе… <…>
Это следующий шаг от Гумилева, от мужества в поражении:
И умру я не на постели,При нотариусе и враче,А в какой-нибудь дикой щели,Утонувшей в густом плюще, [293] —293
Из стихотворения Н. Гумилева «Я и вы» (1917).
от гордости в несчастьи, от уменья сохранить только свою душу, — к смелым и дерзким атакам врача.
Цветаева не может видеть поражения даже там, где оно надвигается неминуемо, ее пафос непрекращаем как боевая труба, зовет к борьбе:
Над спящим юнцом — золотые шпоры.Команда — скачь!Уже по пятам воровская свора.Георгий, плачь!. . . . . . . . . . . . . . . .Пропали! Не вынесут сухожилья!Конец! — Сдались!— Двумолием раскрепощает крыльяКоманда: ввысь!Верность, мужество, вера в удачу своего дела и — самое главное — бодрая активность, вот содержание песен Цветаевой. Она, единственная из поэтов правого лагеря, оставаясь все время в Москве, восприняв и преодолев в себе все достижения левого искусства, усвоив его динамику и уменье воздействовать на массы, — отдала свое мастерство на служение близкому делу, порвав с интимизмом, с ненужными для наших дней эстетическими мотивами — создавая могучую гражданскую лирику, лирику борьбы, где Муза играет не эмигрантский фокстрот, а великолепный марш, от которого руки сами тянутся к клинку.