Шрифт:
Мечта о доме с плоской крышей — с садом — и павильон будет прилеплен.
— В нем я буду жить.
— Да. И себе такой же построю, из него будет дверь в Вашу комнату.
— Вот, Мур, попируем когда ты женишься!
— Да, и индюки будут. А что Вы мне дадите в приданое?
— Не знаю. В приданое в общем дают что-нб. из дому. Выбери.
Долго оглядывает кухню — и:
— Утюг для жены — чтоб гладить мои штаны!
Мёдон, декабрь 1931 г. Идем с ним в Кламар — очевидно, в четверговую школу.
— Какая девочка худая! У-ужас! Стянуть пояс — и ничего не останется. А от меня (самодовольно, но скромно) — если стянуть — все-таки останется!
— Ехать на Северный Полюс и делать там деньги, чтобы полиция не увидела.
(До этого — разг<овор> о фальшивомонетчиках.)
Я — мысленно — P. M. Р<ильке> (†29-го дек<абря> 1926-го г. — запись в дек<абре> 1931 г.)
Da ich zu Haus nie Zeit habe, nie zu Haus bin — weil immer drin, lese ich Deine Briefe immer nur im Untergrund (das herrliche, heim<?> — unheimliche Wort!) und, wie ich mich innerlich vor Allem und allen mit Dir sch"utze, so list Du — <пропуск одного слова> — Dein Buch mit meinem, ja unter meinem Arm — Fl"ugelarm — Rainer, gesch"utzt.
Goethe und Rilke — nie обратно. Denn Einen am Letzten nennen ist ihn am n"ahsten f"uhlen — nennen — haben. [163]
163
Гете и Рильке — никогда обратно. Ибо назвать первого после второго значит почувствовать — назвать — утвердить его ближайшим из двоих (нем.).
Так как дома у меня никогда нет времени, да и дома я никогда себя не чувствую — ибо всегда внутри, я читаю твои письма только в метро <букв.: под землей> (прекрасное, <?> [164] — жуткое слово!), и когда я внутренне тобой от всех и всего огораживаюсь, ты тоже начинаешь читать — <пропуск одного слова> — свою книгу вместе с моей, под моей рукой — крылом — укрывшись, Райнер.
Отсутствие зубов на молодом лице — то же, что целые зубы на черепе: <фраза не окончена>
164
Очевидно, Цветаева выбирает между heimisch (родной, домашний) и heimlich (тайный, сокровенный).
Мур — кому-то, указывая на автомобиль:
— Moi ^etre tr`es content quand cette machine 'ecrasera moi: parce que plus de pas-bonheur, plus — guerre. [165]
— A по-моему — умирать очень выгодно: больше не будет несчастий!
— Да, Мур, Христос говорил: добром за зло.
— О-о! Гораздо наоборот!
31-го дек<абря> 1931 г. — 1-го января 1932 г.
165
«Я буду очень доволен, когда эта машина меня раздавит: потому что больше не будет несчастий, не будет — войны» (искаж. фр.).
(В голубо-синей еще есть записи, возвращусь.)
Здесь — таинственный перерыв, не могу, пока, обнаружить — ни черновых, ни записных — начала 1932 г. Придется вписать потом. Здесь — перескок.
Мур, 15-го апреля 1932 г. — злобно:
— Все скрипят — и птицы, и b'eb'e, и куклы.
— Гадкие коляски, и b'eb'e гадкие, и матери плохие.
Мои реплики моим оппонентам на докладе (нужно же как-нибудь назвать!) Поэт и Время. [166]
166
Состоялся 21 января 1932 г.
Поплавскому:
«Гамлетическая позиция поэта…» Я думаю Гамлет — философ, а не поэт, т. е. человек вопросов, а не ответов.
Я сказала: всякий поэт есть эмигрант, а П<оплав>ский из этого извлек, что вся эмиграция есть поэт. С чем не согласна.
(Смех)
Оцупу:
«Я хуже всякого сапожника». Да, но я говорила о сапожнике — судящем. Этого я — не хуже.
«Притворяясь, что он охватывает другие планы…»
Я о притворщиках не говорила.
Дипломов я тоже не раздавала, я только назвала Пастернака и Маяковского, которым мой диплом не нужен.
Эйснеру я отвечаю: спасибо за защиту и прибавляю, что так себя защитить, как он — меня — я бы не посмела. Обывателя я не трогаю — пока он меня не трогает, т. е. — не судит.
Слониму:
— «Поэт — вне порядка вещей».
Я бы сказала: он в ином порядке вещей, в порядке иных вещей, остается установить — каких. И еще прибавила: он — единственный порядок вещей, всё остальное — непорядок.