— Хорошо, — отозвался он и снова повернулся к Воину Смерти. — К какой битве мы готовимся, кузина? Каффир ожидается с армией?

— Как ты сказал, — холодно отозвалась она, — убийство — это мое предприятие. Я не имею желания пятнать твою честь. Однако если окажется, что тебе угрожает опасность, мне будет спокойнее знать, что ты хорошо защищен. — Она отвернулась. — Безопасность Капитана — прежде всего, Анджелалти. Ты это знаешь.

Молчание затянулось. Свидетель ловил все нюансы разговора, ибо Вождь узнается по обращению со своими воинами.

— Я приношу тебе проблемы в двойной мере, кузина. — Лицо и голос были предельно вежливы, хотя в глазах виделось пламя. — Я еще раз напоминаю тебе, что я не капитан, а вор, проданный и презираемый за дефект в виде планетных генов. Меня поражает, как это мой дядя не вычеркнул моего имени из Списка.

— Индемион Кристефион мертв, — сказала она терпеливо, словно имела дело с ребенком. — Он сам убил себя, восстановив свою честь после того, как признался в своем предательстве. Он был благороден, Анджелалти: великодушный Капитан, хорошо послуживший кораблю. Дурной поступок был уничтожен хорошим. Право, будучи живым и сильным, ты мог бы подражать его величию.

Лал вздохнул.

— Корбиньи, ты с рождения знала обязанности Разведчика Планет? Ты мгновенно приобрела свои умения, не имея ни учителя, ни спарринг-партнера?

Она растерянно моргнула.

— Нет, конечно. Среди сверстников выбирают самого подходящего. Его обучают и тренируют для исполнения его обязанностей в соответствии с Уставом.

— Ага. А я потерял своего наставника в восемь лет, был лишен Корабля и продан в девять, и стал учеником мастера-вора в десять. — Он подался к ней, удерживая ее взгляд. — Скажи мне, к чему меня подготовило мое обучение… кузина?

Она глубоко вздохнула — и красная рубашка приподнялась на груди.

— Твое имя записано в Завтрашней Записи, Анджелалти. Я видела его своими глазами.

— А если Завтрашняя Запись ошибается?

Она уставилась на него, и на прекрасном лице ясно отразилось изумление.

— Как может лгать Завтрашняя Запись?

«Экипаж! — подумал Лал внезапно почти с отчаянием. — Такие опасные — и такие по-детски наивные!»

— Корбиньи, — заговорил он убедительно, — я даже не знаю, как Завтрашняя Запись вообще может существовать. Как могла Первый Капитан знать имя полукровки, который родится через триста лет после ее смерти?

— А! — Похоже, это ее успокоило, и она потянулась и взяла его за руку, по которой от ее прикосновения пробежал странный ток. — Это — великие Тайны, кузен. Нас учат просто верить. Но я понимаю, что это трудно сделать, когда во всем остальном нам велят спрашивать, рассуждать и опираться только на факты. Мы — все твои сверстники — задавали эти вопросы. И все, кроме тебя, кузен, смогли успокоить свои сомнения, после того как видели Завтрашнюю Запись, дотрагивались до нее и своими глазами прочитывали какую-нибудь страницу.

— Так что, ты советуешь мне верить в мою судьбу? Она не поняла горькой иронии, чуть сжала ему пальцы и отпустила их.

— Именно так, Анджелалти. Когда мы вернемся на Корабль, ты сможешь разрешить свои сомнения и успокоиться.

Лал вздохнул, закрыл глаза — и на время сдался. В конце концов, существовали вопросы более насущные.

— Как ты справишься с Каффиром, Корбиньи? Тебе не следует подвергать себя опасности в…

Она встала, не дав ему закончить:

— Как мы уже договорились, — холодно сказала она, — этот вопрос решаю я. Пойду приготовлюсь.

Она скользнула мимо него, нырнула за занавеску — и вышла.

— Ну, Тео? Что у тебя за срочное дело?

Голос мужчины был нахальным, сам мужчина — красавцем. Корбиньи воззрилась на это совершенство, почувствовала, как горят у нее щеки, и порадовалась, что за занавеской ее не видно.

Планетники, как учили Корбиньи — и как доказывал ее опыт, — существа медлительные, неуклюжие и жалкие. Этот Каффир был совсем не таким. Движения у него было ловкие и плавные, как у человека, выросшего при низкой гравитации, кожа смуглая, словно загоревшая в двигательном отсеке или за работой в Саду. Глаза небольшие, но в этих черных зрачках светился ум, когда они быстро оглядывали комнату, замечая все.

— Ну, Тео? — повторил он, на этот раз даже не надменно, а пренебрежительно. Он отбросил назад длинные распущенные волосы и скрестил руки на груди, презрительно выгнув бровь. — Ну?

— Я не могу найти Морелу, — сказала она угрюмо. — Я думала, ты знаешь, где она, и передашь ей записку.

— Я передам записку Мореле? — Вторая бровь выгнулась так же сильно, как первая, а на смуглом лице отразилось злорадное изумление. — Право, какая забавная мысль! Но, знаешь ли, я не смогу оказать тебе эту услугу.