— Кусок известковой породы, — сказал подошедший Леон. — Ничего интересного.

А штурман посоветовал;

— Выброси.

Анга, поколебавшись, все же подошла к тележке и осторожно положила свою находку в свободный контейнер.

Через некоторое время маленький экипаж без особых приключений возвратился на «Валентину», и Анга, как старшая группы, доложила капитану о проделанной работе…

— Мне кажется, что полупрозрачный обломок, который я показала, органического происхождения, — закончила Анга свое сообщение.

— Органического? — переспросил капитан, ему показалось, что он ослышался.

— Да.

— Но это же полная чепуха!

— У нас будет время, до Земли еще не так близко. Произведем соответствующие анализы, — спокойно возразила Анга, только щеки ее чуть зарозовели.

— Ладно, пусть так, — немного подумав, махнул рукой капитан. — Но мне заранее жаль вас, старший астробиолог.

— Почему?

— Вас ждет конфуз.

Анга озорно блеснула глазами:

— Посмотрим!

Молодой эл, с трудом переваливаясь на коротких щупальцах, которые прогибались под тяжестью панциря, налившегося ненавистной тяжестью, брел в сторону ручья. Ручей не был виден, сквозь заросли доносилось его призывное журчанье. Теперь собственная затея стала казаться элу нереальной, но он упрямо решил довести ее до конца.

Ко всему прочему, он приземлился не совсем точно — подвело магнитное поле Тусклой планеты, силовыми линиями которого он пользовался для перемещения в пространстве, и потому путь к ручью оказался непредвиденно долгим.

Изумрудное светило в аспидно-черном небе, усеянном едва заметными шляпками звезд, успело перевалить через зенит и теперь неторопливо склонялось к горизонту, а он все еще шел.

Упрямей, чем он, Гангарон, совсем недавно вылупившийся из кокона, никого в роду элов не было. И любопытней тоже. Во всяком случае, за все то время, пока элы находились на астероидах в районе этой планеты, ни один из них не посетил Тусклую. И только он, Гангарон, тайно навещал ее…

Позади остались влажные от капель росы кусты, которые представлялись Гангарону живыми существами.

Ибо каждый из них в глазах молодого эла обладал собственным миром, жил по своим, неведомым Гангарону законам. Это был симбиоз неподвижной жизни, вросшей в почву, со скачущими, ползающими и летающими существами. Потому что каждый из этих элементов жил самостоятельно только вкупе со всеми остальными.

Спускаться к ручью по крутому откосу было нелегко.

Мелкие обломки породы, потревоженные упругими щупальцами эла, срывались и сыпались в воду с бульканьем, вздымая фонтанчики мельчайших брызг. Гангарон с трудом спустился на отмель, и эти же самые брызги, уже радужно блеснув, веером рассыпались от панциря в разные стороны.

Переводя дух, Гангарон вглянул вверх. Изумрудное светило висело над самым горизонтом, готовое нырнуть в него.

Щупальца от перегрузок ныли, хотя в воде Гангарон чувствовал себя несколько лучше. Вообще же на массивной Тусклой планете он чувствовал себя не совсем уверенно, как и его сородичи, которые предпочитали жить в полной или почти полной невесомости. Приспособить свое тело к силе тяжести им никак не удавалось.

— Светило в глубине загрузло. Проста, прозрачна и легка, вода осмысливает русло и кучевые облака, — пришли вдруг в голову Гангарону рифмованные строчки.

И откуда в его мозгу рождаются эти ритмические фразы? Откуда у него этот проклятый дар? Ведь ни Старый эл, ни даже Ку, его подружка, не видят в них смысла. Некоторые элы даже считают это своего рода болезнью, хотя и не говорят вслух. Но сам Гангарон чувствует, что именно в них, этих ритмах, может быть, заключено оправдание и смысл его существования… Так неужели этот дар так и пропадет с ним? Неужели не появится никто, кому его ритмика была бы созвучна?

Но пора было уже прощаться с Тусклой планетой.

Изумрудное светило постепенно скрылось за далекими горами, и скоро наступали сумерки. Гангарона это не пугало, но ему почему-то всегда хотелось видеть Тусклую планету в радостном свете ее звезды… Может быть, потому, что тогда легче рождались ритмические фразы…

— Скажи, что тебе понадобилось там, в царстве вечной тяжести? — спросил Гангарона Старый эл, когда увидел своего молодого друга смертельно уставшим. Он уже давно наблюдал за Гангароном, знал, куда он временами исчезал, но не решался открыто спросить об этом. И только сегодня этот вопрос вырвался у Старого эла.