Шрифт:
— Эх, упустили, — выдохнул он и взглянул на Гутю. Гутя тяжело дышала, как после быстрого бега, и Гера понял, что она все-таки испугалась. Но не убежала. И вдруг сказала:
— А вот и хорошо, что упустили. Пусть живет.
Гере сделалось весело, и он тоже оказал:
— Пусть живет. — И оба они рассмеялись.
Ох, сколько потом было разговоров об этой змее? Гутя беспрерывно рассказывала, как Гусельников храбро бросился на гадюку, и все, девочки ахали, а мальчишки завидовали. И зачем кривить душой? Гере было приятно. Он, конечно, не хвастался. Он только улыбался. Или вернее сказать: он даже улыбаться-то не хотел, рот невольно растягивался до ушей. Толстый Макс даже съязвил:
— Смотри, рот раздерешь.
Только, по-моему, ничего в этом нет дурного — можно же человеку и улыбаться без всякого стеснения, если по-настоящему радостно.
А Гере было радостно. И не потому, что хвалили. Просто в этот день ему все очень нравилось. И когда пришли красногорийцы с Олегом Захаровичем и еще с двумя взрослыми — мужчиной и женщиной, Генку радовало, что в лагере гости. А когда Серега Кульков вытащил из рюкзака тяжеленный камень, отколотый им собственноручно от горы Красной, и Гера рассматривал его, то радовался за Серегу: добыл-таки геолог замечательный, образец! Потом началась футбольная встреча, и Гере нравилось, как играют ребята, и как свистят-визжат болельщики, и как судит Семен.
Костер и тот пылал необыкновенно: взлетал гигантским столбом к небу, а в вышине сыпались из него искры, будто выдувал ветер из огненного снопа золотые зерна, тающие на лету в черном небе.
Олег Захарович рассказывал о себе, о десантниках и снова об Андрее Гузане. А взрослые, которых он привел с собой, оказались друзьями Гузана. Мужчина — Павел Иванович — жил с героем на одной улице. В детстве они вместе, с Андрюшкой — так запросто он назвал героя — ловили рыбу: Гузан был азартным рыбаком.
— Ага! — сразу обрадовался Дроздик, будто это сообщение роднило и его с героем.
А женщина — ее звали тетей Фисой — училась с Гузаном в школе, только в разных классах, но они часто ходили вместе в походы к морю. Гузан очень увлекался туризмом.
— Ага! — подпрыгнул уже Серега Кульков и победно взглянул на Дроздика.
Они словно соревновались, кому из них Гузан ближе.
— А давайте, Лидия Егоровна, — предложила Абрикосова, — назовем наш экспедиционный отряд именем Гузана!
— Почему же только экспедиционный? — возразила Муврикова. — Свой пионерский отряд так назовем.
— Нет, — заявил Серега. — Предложим своей школьной дружине. Дружина имени Гузана!
— Но для этого нам нужно много поработать, — сказала учительница, — побольше узнать интересного о герое, собрать фронтовые фотографии, документы.
— Кое-что из документов о Гузане мы вам дадим, — сказал Олег Захарович.
— Фотографии переснимем и пришлем, — вставил Вася Топчиев.
— Жалко, о военной жизни у нас мало сведений, — заметил Павел Иванович.
— А в Новоматвеевке его однополчанин живет, — вспомнил Топчиев. — Мы к нему ездили прошлым летом.
— И у него фото есть, — добавила одна из красногорийских девочек. — Он показывал нам альбом.
— Где он живет? — сразу заинтересовалась Райка, приготовившись записывать адрес.
— В сельсовете узнаете, — сказал Олег Захарович. — Да там и еще, кажется, кто-то есть. С Гузаном и с вами учился, да? — обратился он к тете Фисе.
Она нахмурилась:
— Чертков, что ли? Да, верно, учились…
— А у него какой адрес? — снова нацелилась карандашом Райка.
— Не то шесть, не то восемь на Приморской, — ответила тетя Фиса. — Только незачем идти к нему, ничего он не знает, мало с нами учился. А вот однополчанин очень интересный человек, майор Ливанов.
— Сходим, сходим, — заверила Муврикова.
— Планы-то чудесные, — улыбнулась Лидия Егоровна. — Только бы выполнить.
Мечта туриста всем ясна, —запел вдруг Олег Захарович, -
Протопать все пути-дороги… И потому во время сна, —подхватили ребята, —
Турист растит большие ноги!Пели эту песню дружно, потому что была она не о ком-нибудь, а о них самих, о туристах, которым «море по колено», и про то, как турист всегда «рубать готов, хоть будет сварено полено»!
За спинами у ребят притаилась черная ночь, притих лес, кусты и деревья, опоясывающие лагерь, розовели в отсвете костра, а высокие звезды над головой словно замерли и перестали мерцать, прислушиваясь к голосам пионеров с Земли.