— О чем это она болтает? — спросила няня у Лира.

Подчиняясь ведьминому приказу, пчелы огромным черным роем вылетели из окна.

— Смотрите вы, я не могу, — сказала ведьма.

— Какая красивая луна, прямо персик, — сказала няня, поднеся зрительную трубу к своему затянутому катарактой глазу. — Давай посадим в саду персиковые деревья, а то все эти яблони да яблони.

— Пчелы, няня, на пчел смотри. Нет, я не могу! Лир, забери у нее трубу и скажи, что там происходит.

Лир взял трубу и повел живой репортаж.

— Вот они, летят, как рассерженный джинн: впереди большое темное тело, а сзади вьется тоненький хвостик. Путники их увидели. Они в ужасе. Но что это? Страшила вытаскивает солому из-под кафтана и штанов и накрывает ею Дороти со Львом и еще маленькую собачку. Теперь пчелы до них не доберутся. Выпотрошенный Страшила лежит на земле.

— Что?! Невозможно! — Ведьма выхватила у Лира зрительную трубу. — Все ты врешь!

Но он не обманывал. Под одеждой у Страшилы действительно не было ничего, кроме соломы да воздуха. Никакого скрытого любовника. Никакой надежды на спасение.

Не найдя на дороге никого, кроме Железного Дровосека, пчелы набросились на него, обломали жала о железное тело и черными, будто обугленными трупиками попадали к его ногам.

— В изобретательности нашим гостям не откажешь, — сказал Лир.

— Замолкни, пока я тебе язык узлом не завязала.

— Пойду я, пожалуй, приготовлю перекусить, — сказала няня. — От твоих козней наши гости наверняка проголодались. Как вы думаете, что лучше: творог с вареньем или свежие овощи с перечным соусом?

— Я за творог, — сказал Лир.

— А ты, Эльфаба?

Ведьма не ответила — она шелестела страницами «Гримуатики».

— Снова на меня все сваливаете. Уж, казалось бы, дожила до того возраста, когда можно и отдохнуть, но нет, приходится делать за вас всю работу. А я что? Мое дело десятое.

— А мое — двадцатое, — откликнулся Лир.

— Да пощадите же мои уши! Иди, няня, иди, куда собралась. Нет-нет, Чистри, ты останься, пусть идет одна. Ты мне понадобишься.

— Конечно, пускай я упаду и разобьюсь до смерти, спасибо, — проворчала няня. — Будешь за это есть творог.

— Скоро совсем стемнеет, — обратилась ведьма к Чистри, — и наши гости упадут в какую-нибудь пропасть и разобьются. Бедняжки. За дровосека и пугало можно не беспокоиться, одного снова набьют соломой, другого залатают умелые кузнецы, — пусть падают. Но доставь мне Дороти и Льва. У девчонки мои башмачки, а со Львом мы старые знакомые, нам будет, о чем поговорить. Справишься?

Чистри сощурился, кивнул, помотал головой, пожал плечами, сплюнул.

— Так попытайся, что толку гримасничать? Бери своих дружков — и вперед. Ну как, доволен? — повернулась она к Лиру. — Видишь, я просила не убивать их, а сопроводить сюда как гостей. Заберу у Дороти башмачки, и пусть она катится, куда хочет. А я возьму «Гримуатику» и уйду жить в какую-нибудь пещеру. Ты уже достаточно взрослый, чтобы сам о себе заботиться. Хватит с меня! Прошение выдумала, тоже. Что?

— Они идут тебя убить, — напомнил Лир.

— Да. А ты небось ждешь не дождешься?

— Я тебя защищу, — неуверенно сказал он. — Только не проси меня навредить Дороти.

— Иди лучше накрывать на стол и скажи няне, чтоб приготовила овощи вместо творога. Иди же, слышишь? — Ведьма замахнулась метлой. — Сказала иди — значит иди.

Оставшись одна, ведьма без сил рухнула на стул и обхватила голову руками. Толи этой четверке до сих пор сопутствовала удивительная удача, то ли зря они просили у Гудвина мозги, сердце и смелость — всего этого им и так хватало. Очевидно, она выбрала неправильную тактику: надо было принять девчонку по-хорошему, спокойно объяснить ей, что происходит, и забрать башмачки. С ними, заручившись поддержкой княгини Настойи, можно было выступать против Гудвина. Ну или хотя бы спрятать башмачки вместе с «Гримуатикой» так, что Волшебник их в жизни не найдет.

Но теперь, после гибели стольких слуг, в груди у ведьмы клокотала холодная ярость. Мысли путались, и она уже не знала, что сделает, когда окажется лицом к лицу с Дороти.

Лир и няня с застывшими улыбками стояли возле ворот замка, когда с неба во двор спустились летучие обезьяны и, плохо рассчитав, бросили свою ношу на камни. Лев взвыл от боли и головокружения. Дороти села, прижимая к себе собачку, и спросила:

— Где мы?

— Добро пожаловать, дорогие гости, милости просим. — Няня сделала реверанс.

— Наше почтение. — Лир начал отвешивать сложный поклон, запутался и свалился в бочку с водой.

— Вы, наверное, устали за долгий путь, — продолжала няня. — Может, хотите что-нибудь выпить перед ужином? Правда, выбор у нас небогат, вы уж не обессудьте.

— Это Киамо-Ко. — Пунцовый от стыда Лир выбрался из бочки-. — Главный арджиканский замок.

— Это все еще земля мигунов? — беспокойно спросила Дороти.

— Что она говорит, ничего не слышу? — повернулась няня к Лиру.

— Наша страна называется Винкус, а ее жители — винки, — пояснил Лир. — Мигуны — это обидное прозвище.