— Она больна, поэтому и цвет такой. Давайте утопим ее в канаве. Мамаша ничего не узнает. Когда еще их нежное величество очухаются.

Женщины захихикали. Они качали малышку, передавали ее друг другу, взвешивали на руках. Действительно, убить ребенка в младенчестве было гуманнее всего. Спрашивалось только как.

Тут малышка зевнула, и рыбачка благодушно сунула ей палец в рот пососать. А та раз — и отхватила половину. Хлынула кровь, девочка закашлялась, и палец выпал у нее изо рта. Все вдруг пришло в движение: разъяренная рыбачка рвалась задушить девочку, две остальные повитухи удерживали ее. Откушенный палец выудили из грязи и сунули в карман передника. Вдруг удастся обратно пришить.

— Ишь, письку себе захотела! — закатилась от смеха девица. — Поняла, что у самой-то нет. Берегись, несчастный парень, которому она приглянется, оттяпает она твой пальчик себе на память.

Женщины забрались обратно в фургон и бросили малютку на грудь матери. Об убийстве они уже и не думали, опасаясь, как бы им еще чего-нибудь не откусили.

— Может, титьку отцапает — хоть разбудит нашу спящую красавицу, — усмехнулась старуха. — Ну и ребенок: пьет человеческую кровь прежде материнского молока.

И, оставив Мелене чашку воды, они зашлепали по грязи под сгущающимися тучами разыскивать своих мужей, сыновей и братьев — ругать и бить их, если они живы, или хоронить, если нет. А новорожденная девочка лежала в темноте фургона и смотрела на скалящиеся сверху зубчатые колеса.

Шли дни, а Мелена едва могла заставить себя взглянуть на дочку. Она брала ребенка на руки, как положено матери. Ждала, когда в ней пробудятся материнские чувства. Она не плакала, нет, но искала забвения в листьях иглодольника.

Она родила дочку, девочку, напоминала себе Мелена, когда оставалась одна. Несчастный шевелящийся кулек был не мальчиком. Не чем-то бесполым. Это была девочка и к тому же зеленая, словно горка вымытых капустных листьев, оставленных сохнуть на столе.

В панике Мелена написала слезное письмо старой няне, умоляя ее срочно приехать. Фрекс встретил няню на почтовой станции в Сланцовке. По пути она спросила его, что случилось.

— Что случилось? — спросил Фрекс и задумался. Потом понес какую-то околесицу о природе зла, о пустоте, оставленной необъяснимым бездействием Безымянного Бога, в которую хлынула духовная отрава, о воронке и водовороте…

— Я о ребенке спрашиваю, — перебила его няня. — Меня интересует не весь мир, а один-единственный малыш. Почему Мелена пишет мне, а не матери? Почему ничего не сообщила деду? Он же герцог Тропп, в конце концов! Что она, совсем тут одичала, или дела у вас настолько плохи, что ей и писать стыдно?

— Дела у нас действительно плохи, — мрачно сказал Фрекс. — Ребенок… Я должен сразу вас предупредить, с ним беда.

— Какая? — Няня прижала к себе саквояжик и тревожно всмотрелась мимо красной листвы деревьев в пустынную даль, куда они направлялись.

— Родилась девочка…

— Вот уж беда, — передразнила няня, но Фрекс, как обычно, не уловил сарказма. — Хоть титул сохранится еще на поколение. Руки-ноги на месте?

— Да.

— Ничего лишнего нет?

— Нет.

— Грудь сосет?

— Мы не даем. У ребенка невероятно острые зубы. Настоящая акула.

— Ну, это ничего. Бутылочка, смоченный в молоке платок. Не она первая, не она последняя. Так что же с ней не так?

— Оно неправильного цвета.

— То есть как неправильного?

Фрекс только сокрушенно покачал головой. Няня всегда недолюбливала мужа своей воспитанницы, но при виде искреннего горя она смягчилась.

— Ну же, Фрекс, не убивайся так, расскажи. Мы что-нибудь придумаем. Доверься няне.

— Оно зеленое.

— Она! — не выдержала няня. — Ради бога, перестань говорить «оно».

— При чем тут бог? — захныкал Фрекс. — Не он ее послал. Что же нам теперь делать?

— Тише! — Няня терпеть не могла мужского нытья. — Наверняка все не так плохо. В Мелене течет благородная кровь, она не могла родить урода. Чем бы там девочка ни болела, я ее вылечу. Уж поверь.

— Я верил в Безымянного Бога, — всхлипнул Фрекс.

— Одно другому не помеха, — фыркнула няня. — И не бойся, я ни слова не скажу родным Мелены. Мигом все исправим, никто и не узнает. Как вы назвали девочку?

— Эльфабой.

— В честь святой Эль-Фаабы с водопада, конечно? — Да.

— Хорошее имя, древнее. Дома-то будете Фабалой звать?

— Дожить еще надо, — угрюмо ответил Фрекс, словно надеясь, что дочка не доживет до того, чтобы ее пришлось как-то звать.

— А интересные здесь места, — попыталась сменить тему няня. — Мы уже по Вендовой пустоши едем?