Повторяют песнь его святую.

«Где червонцы? Где мои товары?..

Нищим роздал, нищим сто монет!..

Так не сын же ты мне больше, нет!

Будь ты проклят!..» Бернадоне старый

Палку в ярости схватил: «Ты вор,

Изверг, роду нашему позор!»

Истощив угрозы и упреки,

Подал в суд отец его жестокий.

Но Франциск, когда его зовут

К городским старейшинам на суд,

Отвечает, кроткий и спокойный:

«Я пред Богом — грешник недостойный…

Вы простите мне, но признаю

Одного я в мире Судию.

Над людьми поставлен Он от века,

И во всем я дам Ему ответ:

Человек не судит человека,

Между мной и Богом судей нет!»

И его к епископу призвали.

Долго с жаром говорил отец

И не мог утешиться в печали

О своих червонцах. Наконец

Он умолк; тогда Франциск смиренный,

Перстень сняв, пред стариком кладет:

«Это матери подарок. Вот —

Долг мой отдан: камень драгоценный

Стоит больше денег, взятых мной!»

Так Франциск, исполненный надежды,

Обручился с бедностью святой:

Снял с себя он обувь и одежды,

Положил на землю пред отцом

И воскликнул с радостным лицом:

«Все земное, все, что я имею, —

Даже ризу прежнюю мою

Я отцу земному отдаю.

Больше здесь ничем я не владею!

Одного хочу любить Христа,

Одному хочу служить я Богу:

Я избрал тернистую дорогу, —

И теперь душа моя чиста,

И мечты мои свободней ветра!

Я могу воскликнуть наконец:

Не отец мой — Бернадоне Пьетро,

А Господь — Небесный мой Отец!

Будьте же свидетелями, братья,

Я хочу быть бедным, и таким

Как родился — слабым и нагим

Кинуться Спасителю в объятья!»

У него ни палки, ни мешка,

Опоясанный веревкой, нищий,

Он в одежде грубой мужика

Просит именем Христовым пищи

По глухим селеньям, городам,

По большим дорогам и полям

Ходит, проповедуя народу:

«Вы найдете в бедности свободу:

Прежде ваших просьб Создатель сам

Знает, братья, все, что нужно вам.

Для чего ж печетесь вы без меры

Об едином хлебе, маловеры?

Вы не лучше ль лилией полевых?

А меж тем не ткут они, не сеют,

Но цари одеться не умеют,

Как одета каждая из них.

В Божьем мире — людям места много.

Что ж вы спорите — „мое“, „твое“?

Не тому учил Спаситель: все,

Что прекрасно, нам дано от Бога.

Не одна ли общая земля,

Как один небесный свод над нами?

Для чего ж вы делите межами

Господа цветущие поля?

Кто же в тени путнику откажет,

На чужую ниву не прикажет

Падать росам, кто про золотой

Солнца луч дерзнет сказать: „он мой“?

У тебя Создатель твой на лозах

Наливные гроздья позлатил,

У тебя Он в благодатных грозах

Твой поникший колос напоил,

Он скорбит о бедном и богатом,

Воздает за зло тебе добром,

Отчего ж и ты не хочешь с братом

Поделиться хлебом и вином?

О, помиримся, окончим битву,

Пусть навеки общим будет все,

И сольем сердца в одну молитву:

Да приидет царствие Твое!»

Жил Сильвестр в горах, на дикой круче,

Словно зверь, в расщелине скалы.

Вкруг него ходили только тучи,

Да летали с клекотом орлы.

На полу пергаментные книги,

Бич железный, цепи и вериги.

Вдоль стены уступ гранитных скал

По ночам подушку заменял.

Не согнувшись встать нельзя, так низко

В тесной келье… В бездне, глубоко

Лишь поток гремит, — и далеко

Все земное, только небо близко.

И Франциск мечтает: «Не уйти ли

От людей, от шумных городов,

От тревоги, суеты и пыли

В свежесть и безмолвие лесов?

Там, в горах, где не было доныне

И следа людского, — в тишине

Жить и умереть наедине

С Господом лицом к лицу в пустыне».