Шрифт:
Песня была спета, полминуты длилось уважительное молчание, а потом обсуждение началось. Вот такое:
ЛАБАН. Вообще-то здорово, впечатляет... Я только не понял, отец: мне судьбу и сейчас надо гостинцем считать? Когда мои пряники – у безмозглых Зайцев?
ПАПА. Ты видишь, Лора? Им о высоких истинах толкуешь, а они...
ЛАУРА. Нет, а как все-таки переводится это се ля ви ? До конца это как-то не ясно...
МАМА. Не мог папа приставать к господину Барсу, он же сказал... Он выяснит – да, отец?
ПАПА (раздраженно) Непременно! Специально отправлюсь в зоопарк города Марселя, чтобы разузнать! Или прямо в зоологический сад Парижа! Нет, как вы не слышите, глухие тетери, что в этих словах – ответ на все самые трудные вопросы? Се ля ви... се ля ви... Мне лично никакого перевода не требуется!
ЛЕО. А сколько раз надо это повторить, чтобы вернулись наши пряники?
ЛУИЗА. И карпики?
ПАПА. Что за поколение растет?! Деляги какие-то ... а, Лора? Ничего святого за душой... Убирайтесь к себе.
ЛАБАН. Зато ваш младшенький – святой: братьев и сестер обманывает ради чужих! Это – как?
ПАПА. Другая крайность... еще хуже... Одному лешему известно, как вас воспитывать!
ЛАУРА. А ты повторяй, пап: се ля ви... се ля ви...
ПАПА. Молчать!!! Людвиг, прекрати всхлипывать!
ЛЮДВИГ. Мамуль, а Гиена Берта не могла исправиться? Вдруг она уже честная, только про это еще не знают в лесу?
Все расхохотались от этих его вопросов. Атмосфера, в которой скапливались грозовое электричество, разрядилась без грома и молний – одним этим смехом. Но вот вместо ответа Мама просто поцеловала Людвига – и тут возник новый всплеск недовольства.
ЛЕО. Мама, что ты делаешь? За что ты целуешь этого психа?
ЛАБАН. Да... Нечего сказать: очень пе-да-го-гично!
МАМА (смутилась) Он самый маленький... и у него нехорошо на душе...
ЛАУРА (направляясь в детскую) Скажите, какие нежности...
Когда родители остались в гостиной одни, Лора спросила у мужа, считает ли он ошибкой этот мелкий факт – что она поцеловала малыша.
– Пустяки, – пробормотал господин Ларсон. – Вполне тебя понимаю. Кто ж его сейчас приласкает, если не мать? Ясно одно: от жизни, от леса он не дождется ласки, он будет у них пасынком...
Уже остался позади ужин, прошедший мрачновато и молчаливо; все казались недовольными друг другом. Отец выглядел обладателем странной какой-то тайны: надо же, без перевода умеет понимать это заклинание: се ля ви... И не делится, не объясняет никак!
Людвиг опять не ел, и мама совершенно извелась, думая о нем.
А потом, в детской, когда все угомонились, когда уже был погашен на ночь свет, Лабан вдруг включил свой фонарик и направил его луч прямо в лицо Людвигу. Тот скривился, а Лабан сказал свистящим шопотом:
– Эй ты, урод! Следующей ночью я иду на дело... Понял, куда? Нет? Куд-куда... Куд-куда! Кудах-тах-тах! Это в самый раз будет – тем более, рыбку увели, а от индюшки уже одно воспоминание... В общем, пусть Гиена Берта тешится этими детскими пряниками – завтра я буду с настоящей добычей!
Людвиг, заслоняясь от луча, сказал:
– Если тебе позволит Пес Максимилиан...
– Он позволит! – хмыкнул Лабан. – Не так страшен черт, как его малютка. Такая, как ты! Ладно, поговорили. Теперь дрыхнуть всем – завтра мне будет не до сна...
И фонарик его погас.
Глава 9.
Отворачиваются все!
Утром Людвиг стучался в дверь белой мазанки, где жили Юкке-Ю и Туффа-Ту. Ему не открывали. Чепуха какая-то: еще когда он приближался к домику, ясно были видны в окошке физиономии его приятелей... А теперь окошко зашторено, и белый домик притворяется пустым, всеми покинутым... Людвиг сперва стучал деликатно, потом - уже и ногой, потом – колотил в дверь камнем, подобранным здесь же, в кустиках...
– Туффа, Юкке, откройте же! Ну видел же я вас! – крикнул он, и тоскливое чувство неслучайности происходящего уже пришло к нему, уже не позволяло слишком возмущаться... до тех пор, по крайней мере, пока он подробно не объяснит друзьям, как было дело... – Эй! Я знаю, я чувствую, что вы дома!
– Мало ли что ты видел, знаешь или чувствуешь! А на самом деле нас нет! – ответили голоса Туффы и Юкке.
А Юкке добавил:
– А ты не чувствуешь, что ты и твой брат – вруны и негодяи?
– Дайте же объяснить, – взмолился Людвиг. – Не могу же я через дверь!..