Мы отдали много времени изучению японской культуры, и однажды, гуляя, зашли в древний район Нары, первой столицы Японии. Стоял чудесный ноябрьский день.

Прогуливаясь по парку, мы набрели на старинную усыпальницу. Рядом мирно паслись олень и як. Подойдя к лестницам с каменными фонарями под ярко-красными изогнутыми крышами, мы наткнулись на домик предсказаний. Надпись гласила: "Предсказание судеб на английском". ”Почему бы нет?” — подумали мы.

Арни был уже внутри. Он потряхивал деревянный контейнер, пока из крошечного отверстия сбоку не появилась тоненькая деревянная палочка. Там значилось: ”Номер 9, Величайшая удача”.

Ко мне судьба в тот памятный вечер не была так благосклонна. Я вытянула: ”Номер 11, Небольшая удача”. Ничего удивительного. Вот уж столько дней я бьюсь над завершением этой книги, которую первоначально озаглавила “Лунный свет на воде”.

Следующие строчки выпрыгнули, как будто именно для меня:

Боже мой! Приехать в Японию, чтобы снова обнаружить первое название своей книги! Я выбрала это заглавие после того, как прочла не одну работу по дзэн-буддистской философии и нашла эту фразу, [1] как нельзя лучше подтверждающую мой тезис: у терапевтов есть возможность проявить свои глубинные духовные убеждения и верования (луну) в жизненной практике (воде). И все мы подобны лунному отражению на водной глади в тот светлый миг, когда проявляем эти убеждения в живой и переменчивой реальности повседневной жизни.

Но что все это может означать? Должна ли я прекратить попытки закончить эту работу и, как утверждает судьба, “ждать подходящего времени, и оно непременно настанет”? Далее мне предлагалось не терять надежды и не торопить время.

Вечером я обдумывала значение такой синхронности. Когда я начала упаковывать вещи, я вспомнила роши, [2] Дзэна, которого мы встретили раньше в этот день. Какой восхитительный человек! Он воплотил в себе все мои представления о мастере Дзэн — чрезвычайно счастливый, смеющийся, доброжелательный и ужасно непосредственный! Его действия были живым отражением Дзэна.

И тогда я обнаружила веер, который подарил нам роши. Во время нашего визита он неожиданно скрылся за раздвижной дверью комнаты для гостей. Через несколько минут он появился с этим самым веером, на котором его рукой было что-то написано. Я не успела рассмотреть веер раньше, и теперь, сидя в гостиничном номере, вновь была поражена, прочитав перевод его письменных рекомендаций:

Погрузись в воду, удержи луну в руках.

Вот это да, везде я натыкаюсь на луну и воду! Я поняла, что в стиле Дзэна попала в парадоксальный круговорот риторических вопросов. Можно поймать лунное отражение в воде или нет? Смогу я закончить эту работу или нет? Возможно ли написать о грани психотерапии столь иллюзорной, сколь и решающей в работе терапевта? Как выразить словами неявную чувственную атмосферу психотерапии, которая обычно только подразумевается в действиях терапевта? Как описать особенности проявления наших духовных убеждений и принципов в обычной жизни?

Меня охватило смятение. Наверное, это правда: слишком мимолетны эти чувства, так же, как неразрывны появление луны и ее отражение в воде.

Есть над чем задуматься. Нет ли здесь противоречия? Как описать особую чувственную сферу, если, как я себе представляла, чувствам нельзя научить, а они должны возникать спонтанно? Каким образом чувства могут быть превращены в умения? Я хотела повести навеянный древним даосизмом разговор о духовных метанавыках, но поняла, что большинство из нас большую часть времени вовсе на даосы!

Я чувствовала себя как запутавшийся Карлос Кастанеда, когда он был учеником у дона Хуана — сбитая с толку своим собственным интеллектом, зондируя территорию, где ответы, казалось, всегда просачивались сквозь пальцы. Дон Хуан говорил Карлосу:

Мой «хвост» снова и снова попадает в ловушку! Я теряю перспективу, боюсь, что утрачу все свои чувства, подчиненная одному желанию — ответить на вопросы и разгадать запутанные загадки.

К счастью, кое-что стало меняться. Несколькими днями позже мне приснился сон об Арни и старом лесорубе с орегонского побережья. Как будто они вышли из грузового автомобиля, пошли по замерзшему озеру, достали кирки и начали колоть лед. И снова потекла вода! Мое желание увидеть в вещах конкретное “то” или конкретное “это” таяло и терялось!

Наконец я поняла, как это важно — написать о “чувственном” основании психотерапии. Это зыбкое основание, осознается оно или нет, имеет огромное значение. Это атмосфера, которую мы ощущаем в чувствах терапевта по отношению к жизни, к природе, к развитию человека. Этими чувствами и атмосферой пронизаны духовные ценности терапевта. Часто эти самые значимые верования и чувства не определены явно. На них сильно влияют взаимодействия терапевта. Они вырисовываются неясно и как будто окутаны туманом, который окрашивает и наполняет собой все техники и приемы терапевта. Клиент чувствует их независимо от того, сознательно или нет использует эти приемы терапевт. Не в этом ли суть психотерапии? Нет ли здесь чего-то из духовной области, адресованного к самим основам жизни и причинам жить?