– Воды, пожалуйста. Принесите мне, пожалуйста, воды.

Смеясь, я встала с дивана и принесла ему воды. Ему стало дурно от моих рассказов. Должно быть, его смутила эрекция, которую он почувствовал. Больше мы его не видели.

Бернар был более крепким орешком, более опытным, и мне так хотелось спать, что я не могла говорить.

Наверно, я глубоко спала, когда Бернар забрался в кровать. На рассвете обнаружила себя рядом с чужим мужчиной. Я смотрела на него, чтобы вспомнить. Счастливая оттого, что моя ночь была целомудренной, тихонько поднялась с постели и снова долго стояла под душем. В удобной и сверкающей чистотой кухне приготовила себе кофе и наслаждалась им в тишине. Мне нужна была скорее нежность, чем физическая близость, мне понравилась эта проведенная по-дружески ночь. Никогда, ни разу в жизни меня не обманывали. Я жила, как рыба в чистой воде, в плотских наслаждениях. Мое тело было создано для любви. Ничто не влияло на ощущение счастья, которое я испытывала, находясь в объятиях приятного мужчины. Я почти стыдилась того, что мне было так хорошо в моей шкуре. Телесные радости компенсировали недостаток в чувствах. Оргазм потрясал меня с головы до ступней и так здорово стимулировал, в то время как чувства едва затрагивали меня. Марк, я любила его, по-честному, привычной, общепринятой любовью. Но в то же время я испытывала удовольствие. Что делать? Бернар пошевелился, я слышала, как он встает. Он показался в проеме двери, поздоровался и исчез под душем. Затем без разглагольствований, молча, как чревоугодники, мы оказались в постели, он даже не успел вытереться. Его губы пахли ванилью. Ни один порнографический фильм не возбуждал меня так, как ухоженный и чистоплотный мужчина. Я пылала. Он смотрел на меня с удивлением.

– Ну и темперамент у тебя!

– Да, да…

– Настоящая мечта. Я потягивалась.

– Тем более я не могу смириться с изменой мужа.

– С другой женщиной он будет лезть из кожи вон, если ты приучила его к такому комфорту…

– Возможно, именно этого ему и недоставало. Лезть из кожи вон.

Он целовал меня, и мы снова предались любви. Мне не нужен был ускоритель, я сама поворачивала контактный ключ, чтобы мчаться. Это было чудесно.

– Однако, – сказал он некоторое время спустя, – в первый раз мы занимались любовью полчаса, а во второй – сорок семь минут.

Я улыбалась, удовлетворенная и вялая.

– Мы хорошая пара. Что ты делаешь в этот знаменательный уикенд?

Он внимательно осматривал простыню.

– Сегодня пятница, 2 июля. Тебе надо уходить.

У меня перехватило дыхание.

– Почему?

– Потому что приезжает моя жена.

Чтобы привести меня в чувство, он принес мне воды со льдом и поцеловал в губы.

– Это не преступление, не дуйся так.

Я была вне себя и не находила больше слов. Завернулась в простыню.

– Ты посмел говорить, что спал с замужними женщинами, хвастался своими победами. Какой непорядочный тип!

– Моя жена замужем за мной. Она возвращается от своей матери во второй половине дня, и мы тотчас уезжаем.

Я почти перешла на крик.

– Ты негодяй, ты изменяешь ей в вашей постели.

– Она этого не знает. Это самое главное. Она очень счастлива со мной, я ее уважаю, я ей открываю двери, пропуская ее вперед, пристегиваю ремень в автомобиле.

– Но зачем такому бабнику жениться?

– Для самозащиты.

– Зачем?

– Она славная, прекрасная хозяйка, порядочная женщина, а также хороша собой…

Я продолжала:

– Идиотка, она ничего не понимает.

– Она не глупа, просто я умею устраиваться. У нее лишь смутные догадки, подозрения, но она никогда не знает, изменяю ли я ей.

Я натягивала джинсы, браня этих легковерных женщин, этих несчастных животных, которым рассказывают что угодно. Я им сочувствовала.

– Следовало бы всех вас выбросить в окно… Он смеялся, смеялся, не в силах остановиться.

При этом занимаясь уборкой, приводя все в порядок, как в кино, когда хотят создать правдоподобную картину преступления.

– Все женщины ворчат одинаково, – говорил он, покачивая головой. – Ни у одной из них нет оригинального подхода… Сядь на этот стул.

Вне себя от ярости я смотрела на него, он был педантичен, только что помыл мою чашку, сполоснул поднос, вытер стакан, проверил его на прозрачность.

– Ты боишься отпечатков пальцев?

– Ты угадала.

Напевая, снял простыни, засунул их в стиральную машину. Я вспомнила нашу машину. С ней, словно с истеричкой, надо было обращаться осторожно, не переборщить порошка, если чуть больше, эта дрянь останавливалась. Плотно закрыть окошечко, иначе она издавала вибрирующий звук и грохотала. Средство для полоскания надо было заливать через отверстие, крышка которого часто отскакивала под напором жидкости, и все выплескивалось мне на ноги. Здесь был другой мир и другие машины. Он повернул выключатель, как драли уши плохим ученикам, судя по старинным литографиям, в один миг. И она заурчала. Он заправил кровать, потом примял немного, чтобы придать ей обычный вид. Оставался пылесос, снаряд на ножке, шумный, маленький, круглой формы. Бернар вытащил из чрева этого зверя шланг, прикрепил к нему какой-то плоский продолговатый предмет, напоминающий гармошку.

– Сосун, – сказал он. – На случай волос. Этого не требуется, если цвет волос, как у моей жены. Но ты блондинка, и у тебя выпадают волосы.

Если бы у меня была возможность убить его, я бы это сделала. По мере того как он пылесосил, проклятый круг сужался, я сидела, как на насесте, на стуле посреди комнаты. Упрямо. Он поставил мою обувь рядом со мной. Моя батистовая блузка. Он повесил ее на спинку стула, сконцентрировался.

– Что я мог забыть? Мыло в душе… Я вскрыл новый пакет для тебя, следует выбросить старое. Бетси не любит мотовства.

Ее звали Бетси, принесенную в жертву незнакомку.

– Ты хочешь на нее посмотреть? Она мила… Этот негодяй вытащил огромную фотографию в рамке, которую спрятал в платяном шкафу.

– У вас что-то общее, что вас роднит. Кроме волос…

Я подумала «супружеская измена». Вот я в комнате, в которой все еще напоминает об удовольствии, держу в руке фотографию другой жертвы. Она улыбается, бедняжка, в свадебном платье. С букетом цветов, Бернар рядом с ней, излучает респектабельность. Честное лицо, смотрит прямо в объектив, безупречен, серьезен, ответственен…