– Почему я должна что-то рассказывать тебе? Я не собираюсь тебе ничего рассказывать, – сказала Мария, отвернувшись к окну.

Окно было раскрыто, и Мария полной грудью вдыхала свежий морской воздух. Наконец, успокоившись, она снова заговорила:

– Тебе не было до меня никакого дела. Ты всегда думаешь только о себе. Ты не отправился за сокровищами, чтобы мы могли обвенчаться. Ты решил стать пиратом и не собирался возвращаться ко мне. В Истхэм тебя случайно занесло штормом. – Мария с трудом сдерживала слезы. – Тебе не удастся одурачить меня, Сэм. – Отвернувшись от окна, она посмотрела ему прямо в глаза. – Теперь я знаю, что ты собой представляешь.

– Знаешь? – Сэм подошел к Марии и приподнял пальцем ее подбородок. Она смело взглянула ему в глаза. – И что же ты обо мне думаешь? Считаешь меня бесчувственным чудовищем? Бессердечным негодяем? Лжецом? – Мария отвела глаза. – Нет, принцесса, мне кажется, что ты меня совсем не знаешь.

Сэм заметил, что Мария с тревогой смотрит на детские вещи, которые он сейчас держал в руке.

– Твоя работа, не так ли? – Он указал на вышивку.

– Да, моя, – прошептала она.

– Но почему ты шила эти вещи?

– Это тебя не касается. – Мария снова отвернулась к окну.

– А я уверен, что касается.

Мария обернулась и увидела, что Сэм с безразличным видом протягивает ей детские вещи. Она поспешно схватила их, прижала к груди и тем самым выдала себя.

– Видишь ли, принцесса… – проговорил Сэм, пристально глядя на нее. – Пока ты пряталась от меня целый день, я побеседовал со Страйпсом. После гибели «Уэсли» Страйпс провел день в таверне «Хиггинс», а он не умеет держать язык за зубами.

О Господи, неужели он все знает?

– Пожалуйста, Сэм… – прошептала Мария, прижимая к груди детские вещи. – Я не хочу говорить об этом. Умоляю тебя, не сейчас.

– Но я хочу. К тому же я кое-что знаю. Тебе казалось, что ты можешь утаить это от меня? Я бы предпочел услышать все от тебя, а не от Страйпса. – Сэм смотрел на нее с ласковой улыбкой.

Мария закрыла глаза. Ей казалось, что если он снова заговорит, слезы потоком хлынут из ее глаз.

– Видишь ли, принцесса… Если ты все мне расскажешь, тебе самой станет легче.

Мария судорожно сглотнула. Она подошла к столу, по-прежнему прижимая к груди детские вещи. Заставляя ее рассказать обо всем, Сэм чувствовал себя чудовищем, но сейчас, когда он знал ее тайну, он не мог допустить, чтобы она держала свое горе в себе и одна испытывала душевные страдания. Да, Мария ненавидит его и, возможно, возненавидит еще больше, но сейчас главное другое – главное, чтобы она была счастлива.

– Мария, – проговорил он с нежностью в голосе, – я знаю о ребенке.

Мария зажмурилась. Слова Сэма звенели у нее в ушах: «Я знаю о ребенке… ребенке… ребенке…» Закрыв лицо руками, она разрыдалась.

Это Сэм и ожидал. Он обнял ее за плечи:

– Любимая, успокойся…

Мария уткнулась лицом ему в грудь.

– О Сэм… О Господи…

– Все хорошо, любимая, успокойся.

– Да, это правда, – сказала она, поднимая на него заплаканные глаза.

Сэм прижал ее к груди.

– Расскажи мне все, моя девочка. Расскажи, что случилось после того, как мы расстались.

И Мария стала рассказывать. Сэм слушал и чувствовал, что горе, терзавшее душу Марии, заполняет и его сердце. Она закончила свой рассказ, когда ночь была уже на исходе. Всхлипнув, Мария посмотрела на Сэма и вдруг поняла, что ненависть к нему ушла из ее сердца. В его же глазах была такая боль, какой она не видела даже в те дни, когда Сэм горевал по своим погибшим друзьям.

Они долго молчали. Слышалось лишь поскрипывание шпангоутов, плеск воды за бортом и хлопанье паруса на ветру. Наконец тишину нарушил голос Сэма:

– Мария, как назвала ты его, нашего… сына?

– Ч… Чарлз. – Губы Марии дрожали. – Твоим вторым именем.

– Дорогая…

Сэм обнял ее, привлек к себе и стал гладить по волосам. Мария чувствовала жар его сильных рук и слышала удары его сердца.

– О Сэм, ты не знаешь, как это больно, как до сих пор болит, – говорила она, рыдая. – Я так любила его… Я думала, что все уже прошло… Оказывается, нет. Каждый день я вижу его маленькое личико, слышу его крики… Боже, когда же из меня выйдет эта боль?

Сэм еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Он по-прежнему прижимал к себе Марию и гладил ее по волосам.

– Такое не проходит безболезненно. Но ты, любимая, не должна винить себя в его смерти. Смерть сына – не твоя вина.

– Нет, моя. Я должна была как следует все обдумать, прежде чем нести его в город. – Мария еще крепче прижалась к груди Сэма, заливая слезами его и без того уже мокрую рубашку. – А когда он… когда он умер, моим единственным утешением стала мысль о том, что ты вернешься ко мне. Я жила этой мыслью, я была уверена, что с твоим возвращением все изменится и все будет как раньше. Вот почему я построила эту хижину у моря. Я смотрела в окно и ждала твоего возвращения. О, Сэм, ты один у меня оставался, и вот теперь… – Она посмотрела на него глазами, полными слез. – А теперь у меня нет даже тебя!