Шрифт:
– Очень хорошо, – сказала Ева. – Надеюсь, что я не увижу вас на своей половине дома. Я достаточно ясно выразилась? Для вас отведен целый этаж. Вот пусть он и будет в вашем распоряжении. – Ее глаза пробежали по лицу женщины. На девочку она не смотрела. – Я предоставляю вам полную свободу, мисс Паттерсон. Покупайте все, в чем будете испытывать нужду. Любые книги. Но я не хочу, чтобы трогали эти. Некоторые из них очень ценные.
– Алекс с трепетом относится к книгам, она очень любит читать, – ровным голосом ответила мисс Паттерсон.
– Меня не волнует, как она относится к книгам. Выполняйте мои распоряжения. А теперь уведите ее прочь отсюда.
Маргарет повернулась, сжимая маленькую ручку Алекс, и они вместе вышли, осторожно прикрыв за собой дверь.
Ева повернулась спиной к окну, но никак не могла перевести дыхание. Ее щеки пылали. Выдохнув воздух с таким сдавленным стоном, который походил на крик, она схватила с маленького столика у окна мейсенскую вазу в китайском стиле и изо всей силы швырнула ее в книжную полку. Осколки, упавшие на пол, издали нежный мелодичный звук. Вздохнув с облегчением, Ева закрыла лицо руками.
Месяц спустя она предприняла кругосветное путешествие, в ходе которого собиралась появиться во всех салонах и лабораториях. На это уйдет остаток года. С ней в поездку поехал недавно принятый на работу секретарь – долго они у нее не задерживались, не в силах выдержать ни темпа, ни нагрузок, – и юрист, заменивший Джерри Спирса, который оправлялся после операции на сердце. Она не взяла с собой сына. Душой она хотела, чтобы он был рядом, умом понимала, что для маленького ребенка это будет трудное путешествие. Он остался с бабушкой. Совсем неплохо, если он ощутит себя по-настоящему Бингхэмом. Там он узнает о том, каким был его отец. В гостиной Эдит все стены были увешаны портретами сына. Ева пообещала маленькому Кристоферу, что будет посылать открытки из каждого города и покупать подарки в каждой стране, где она побывает.
После Калифорнии, где она, как лесной пожар, пронеслась по своим салонам в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, оставив сотрудникам указания о необходимых переделках, Ева полетела в Токио, где ее положение еще недостаточно укрепилось. После ее отъезда из Токио этого уже нельзя было сказать. Далее – в Гонконг, где она купила место для строительства новой фабрики.
Из Гонконга ее путь лежал в Сидней, где обгоревшая под жарким солнцем кожа австралийских женщин просто требовала помощи крема «Ренессанс». Крема и ее нового восстанавливающего средства. «Уверяю вас, – говорила Ева проникновенным тоном, глядя на покупательниц своими необыкновенными глазами, – если даже я проживу еще сто лет, то вряд ли в продаже появится такой же замечательный крем, как этот. Попробуйте его, и вы сами увидите. Я верну вам деньги назад, если мои обещания не исполнятся». Успех в Сиднее повторился и в Мельбурне, и в Аделаиде, и в Перте.
Затем наступила очередь Мадрида. Она прилетела в Испанию в субботу. Новый салон предполагалось открыть в понедельник. Управляющий с гордым видом провел ее, указывая на тщательно подобранные цвета занавесок.
– Ужасно! – в заключение сказала Ева. – Ужасно! Надо все сменить – и немедленно!
– Сменить?!
– Стены здесь должны быть другого оттенка. Это южная страна. Жаркая страна. А вы выкрасили стены в пастельные тона. Цвета, уместные в салонах Скандинавии, не подходят для южной страны – у женщин здесь совсем другая кожа. И товары, которые продаются здесь, рассчитаны именно на такого типа женщин. Глупцы! Разве можно было слепо копировать наши салоны в северных странах?! К понедельнику надо перекрасить стены. Маляры могут начинать прямо сейчас.
– Но… мадам. Завтра воскресенье!
– И что с того?
Ее взгляд заставил управляющего проглотить все возражения. Когда на следующее утро прибыли маляры, их встретила Ева. Несмотря на угрюмое настроение, их испанские сердца не могли не затрепетать при виде женщины с таким лицом и такой фигурой. Она почувствовала это и улыбнулась, предвкушая, с какой легкостью ей удастся договориться с ними. К ланчу – превосходному ланчу с чудесным испанским вином – она окончательно очаровала их, описав, как составляет цвета губной помады, и предложила воспользоваться тем же самым рецептом при окраске стен – добавить дюжину желтков, чтобы появилось ощущение залитого солнцем пространства. «Ради вас, сеньора, – пообещали они, – в лепешку разобьемся, а сделаем, как вы хотите». Они работали без отдыха все воскресенье и всю ночь. Утром в понедельник она пришла на открытие салона в валенсийском костюме. И маляры в один голос вскричали: «Вот это женщина! Красавица!» Она заплатила им щедро – пять тысяч песет.
В тот же день, вечером, Ева прилетела в Рим. Здесь ее так взбесил местный управляющий, что она залепила ему оплеуху, от которой можно было на пол свалиться. А тут еще, измученный напряженной работой, слег секретарь – с температурой 39° его отвезли в госпиталь.
– Неужели вокруг меня только глупцы и слабаки?! – кричала Ева. – Можно, в конце концов, на кого-нибудь положиться?
– Если вам нужна помощь, – вызвался один из сотрудников, – я знаю одного человека, который решил бы ваши проблемы… К тому же он говорит по-итальянски…
– Ведите его ко мне!
Ева сидела за столом, потягивая шампанское, – она всегда пила только шампанское – после него ее не клонило в сон, как от других вин, поскольку она пила его таким холодным, что стыли зубы. Ева сделала еще один глоток, глядя на молодого человека, стоявшего перед ней. «Слишком молод», – подумала она и спросила, сколько ему лет.
– Двадцать три.
– Вы работаете?
– Должен был начать после возвращения домой, в Америку. Я юрист. И собираюсь со временем открыть свою собственную контору.