В панике он приподнялся со скамьи, готовый бежать. Конечно же, смеялась над ним - неуклюжим провинциальным ротозеем, который пялит на девушек глаза.

Однако, проследив за направлением ее взгляда, он успокоился. Нельзя было без смеха наблюдать за забавными прыжками щенка.

–  Сколько хлопот ему осенью, - ободрившись, сказал Федотов.
– Все листья шуршат…

–  Что?!
– Сосед с газетой внезапно встрепенулся, как от толчка, и уставился на Федотова.

–  Я говорю: шуршат листья, - пробормотал тот.

–  А… - сказал сосед таким тоном, точно и не ожидал услышать от него ничего более умного, и снова уткнулся в газету.

Девушка задумчиво посмотрела на Федотова. Нет, это не был бульварный приставала, искатель приключений. Просто юнец лет восемнадцати, нечто долговязое, неуклюжее, светловолосое и очень робкое. Уши у него сейчас были пунцовые, как два пиона.

–  Щенку очень весело осенью, - сказала она, протяжно и твердо выговаривая слова.
– Ему кажется, что все листья играют с ним…

И она опять улыбнулась.

Так завязался разговор - с помощью щенка.

–  Какой лохматый!
– подивилась девушка.

–  Да, странный, - подтвердил Федотов.
– Я еще не видел таких.

Потом он вспомнил несколько подходящих к случаю историй о собаках.

Говорить приходилось очень громко, потому что любитель "Вечорки" по-прежнему сидел между ними. По-видимому, он принадлежал к числу тех людей, которые прочитывают газету вплоть до объявлений. Федотов подумал, что они разговаривают с девушкой, как через стену.

Но не слишком удобно было и "стене". Толстяк стал раздраженно качать ногой, переброшенной через ногу. Тогда юноша и девушка скромно встали и ушли.

Федотов говорил и говорил не переставая. Он очень боялся, что его новая знакомая воспользуется первой же паузой в разговоре и скажет: "Ну, мне пора", или: "Извините, меня ждут". Нельзя было допускать пауз в разговоре.

–  Я провалился на экзаменах в институт, - объявил он с места в карьер. И добавил: - Не хочу, чтобы вы думали обо мне лучше, чем я есть на самом деле…

По его словам, подвела "проклятая" математика, которая с детства не давалась ему.

–  Но я одолею ее за зиму, - сказал Федотов.
– Мне нужно одолеть ее! Не закончив института, я не смогу стать подводным археологом…

–  Подводным?… Никогда не слышала о такой профессии - подводный археолог.

–  Все дело, может быть, в том, что я из Запорожья, - объяснил Федотов.
– Неподалеку от нас строили Днепрогэс. А я очень хорошо ныряю…

Когда начали строить Днепрогэс, Федотов был еще мальчишкой. Летом, понятно, пропадал по целым дням у реки. На спор нырял и оставался почти минуту на дне Днепра, а для посрамления маловеров показывал вещественное доказательство - речной песок или гальку. Как-то он поднял со дна старинную русскую гривну, в другой раз - заржавленный наконечник копья.

Азарт его возрастал с каждой новой находкой. Но главный триумф был впереди. Однажды он нащупал на дне что-то тяжелое, твердое.

Именно в этом месте водолазы, расчищавшие русло для бетонных быков плотины, обнаружили целый клад. Это были доспехи времени Киевской Руси, много веков пролежавшие в речном песке. Огромный богатырский меч с длинной рукояткой едва подняли на плечи четыре школьника, а Федотов, кряхтя, покатил за ними круглый щит.

Эта находка, обогатив местный краеведческий музей, вместе с тем определила и судьбу Федотова. Он не пошел ни в строительный техникум, ни в технологический институт, как большинство его сверстников. Он решил стать археологом, и именно подводным!…

Простодушная откровенность этого юноши подкупала. Нельзя было не ответить тем же.

–  Вас тянет под воду, а меня в глубь земли, - пошутила девушка.

И она показала толстую книгу, которую держала в руках.

–  "Курс сейсмологии", - вслух прочитал Федотов.
– О землетрясениях… А я думал: не роман ли?

–  Почему?

–  У вас были такие глаза, когда вы закрыли книгу…

–  Какие же?

–  Мечтательные…

–  Вы все подмечаете… Я думала о будущем своей профессии.

–  К тому времени, когда вы станете сейсмологом…

–  Я стану им очень скоро. Я на третьем курсе.

Федотов не смог удержаться от вздоха, вспомнив о "проклятой" математике.

–  Но ведь я значительно старше вас, - рассудительно сказала девушка.
– Мне уже двадцать лет!

Они немного поспорили о том, солидный ли это возраст - двадцать лет, или еще не очень.

За разговором не заметили, как спустились по Столешникову переулку, прошли площадь Дзержинского и площадь Ногина и очутились на набережной.