Шрифт:
Линду осенило:
— Тебе предлагают опасную работу?
— Вроде того.
— И нельзя отказаться?
— Можно.
— Тогда откажись, Арби. — Линда пристально глядела на него.
Мимо беседки проехал на автокаре мороженщик. Арбен проводил машину взглядом.
— То, о чем идет речь, очень важно для меня, — произнес он, когда пестрый, сплошь оклеенный рекламными листами автокар скрылся за поворотом.
— Говори яснее, Арби.
— Поверь, цыганочка, я не могу все сейчас сказать тебе, но если дело выгорит, будет отлично.
— В твоем нынешнем состоянии ты не можешь браться за опасное дело.
— Именно в моем состоянии это необходимо.
— И ты можешь в результате, как это ты говоришь… исчезнуть?
— Это в худшем случае.
— А в лучшем?
— В лучшем — я изменюсь, стану совершенно другим…
— Так и говори! Ох и путаник же ты, Арби! «Исчезну, исчезну!»… Ты задумал сделать себе пластическую операцию? Угадала? Признавайся!
— Пластическая операция, — медленно повторил Арбен, отвечая каким-то своим мыслям. — Пожали, верно. Только не лица, а души.
— Ты говоришь загадками, как Ньюмор.
— При чем здесь Ньюмор? — вдруг закричал Арбен, да так, что девушка вздрогнула.
— Тихо, Арби, милый, — испуганно произнесла Линда. — Я не думала тебя обидеть.
Он успокоился так же неожиданно, как вспылил. Он сидел вялый, поникший, безвольный. «Словно обреченный», — подумала Линда.
— Сыграем? — предложила она, чтобы отвлечь Арбена от неприятных мыслей.
— Давай, цыганочка, — оживился Арбен. — Я сегодня в форме. Придумывай тему.
Игра состояла в том, что Линда задавала тему, а Арбен тут же импровизировал.
Девушка задумалась.
— Осень, — сказала она. — Мне сейчас привиделось: осень- это я. Бреду по дорогам, из рощи в рощу, из города в город, смотрю в небо, затянутое тучами, осыпаю с деревьев пожелтевшие листья, стучусь в дома и говорю: люди, готовьтесь к зиме, холоду, снегу. Зима будет суровой… Не все переживут ее. Я бреду босая, ноги мои изранены, и мне зябко… — повела Линда плечами. — Бреду — и нет конца моему пути…
— Хорошо! — жестом остановил ее Арбен и потер лоб, сосредоточиваясь.
Знакомое сладкое и тревожное чувство, испытанное полчаса назад, снова охватило его, и он медленно начал:
Босоногая осень брела по болотам, Оставляла слезинки на травах колючих И стояла подолгу, следя за полетом Улетающих птиц и скучающих тучек. Зябко кутала белые плечи в туманы, Понапрасну стучалась в холодные зданья И смотрела на горы, леса и поляны, Опаленные кротким огнем увяданья. А ночами украдкой она уходила От тропинок подальше, в тягучую роздымь, И, вздыхая от жажды, до света ловила Запрокинутым ртом водянистые звезды.— Молодец, Арбен! — Линда поцеловала его.
— Придумай еще тему.
— Не надо, — встревожилась Линда.
— Я прошу тебя, цыганочка, — настаивал Арбен. — Я чувствую такой прилив сил, что готов мир перевернуть, как Архимед. Только дай мне точку опоры. Ну?..
— Ты губишь себя.
— Линда!
— Ладно, — сдалась девушка. — Только сочини немного, строчки четыре, не больше.
— Я жду.
— Помнишь, как ты в прошлый раз провожал меня домой? Мы стояли подле парадного, над крышей висела луна, а потом на луну набежала небольшая тучка и закрыла ее середину, и ты сказал, что…
— Луна напоминает баранку.
— А потом на карнизе появилась кошка, — продолжала девушка. — Пушистая-пушистая. Она шла медленно и обнюхивала карниз. А потом остановилась и посмотрела на нас. Помнишь, что ты сказал?
— Что кошка — это не кошка, а житель чужой планеты, который впервые увидел землян.
— На всю эту картину тебе дается четыре строки.
— Рифмы должны быть?
— Желательно.
Арбен сцепил пальцы рук, задумался и прочитал чуть нараспев, подражая пастору методистской церкви:
Дремлет лунная баранка, И, с презреньем глядя вниз, Кошка-инопланетянка Дегустирует карниз.— Браво, Арби! — не удержавшись, Линда несколько раз хлопнула в ладоши. — Ты сегодня превзошел себя.
«А Линда права, — подумал Арбен, чувствуя, как возбуждение сменяется глубокой апатией. — Мне сегодня предстоит бессонная ночь, полная кошмаров. Ну и ладно! Может, я импровизировал сегодня в последний раз? Вдруг этот дар небес исчезнет, когда Ньюмор начнет осуществлять свой проект?..»