Девушка тут же поразилась собственной неловкости. В самом деле, с чего это она вдруг сделалась такой стеснительной?

– Я уже давно заметила, – сказала она, – что, когда меня глубоко затрагивает какое-нибудь художественное произведение, я немедленно возбуждаюсь сексуально. Конечно, голуби Эпштейна действительно созданы для того, чтобы пробудить в человеке желание, но, несмотря на откровенность сцены, в них все же есть что-то удивительно невинное. Эпштейну было около тридцати лет, когда он вырезал этих голубей – четыре разных варианта. И больше скульптор никогда не создавал ничего подобного.

– И что же ты делаешь после того, как обнаружишь, что художественное произведение возбудило тебя сексуально? – Эндрю позабавила прямота девушки.

– Ну, конечно, я не выхожу на улицы и не бросаюсь в объятия первого встречного, – сказала Дейзи. – Но я подметила, что мужчины обычно пытаются со мной заговорить, когда я иду из музея или художественной галереи. Наверное, есть что-то такое в моем лице в эти моменты.

Улыбнувшись, Эндрю закурил.

– А почему ты не попытаешься снять студию и заниматься скульптурой в свободное время?

– А у меня практически нет свободного времени. В те дни, когда я не в «Бастионе», я осматриваю Лондон. Хотя, признаться, бывают и такие дни, когда я просто валяюсь в постели, делаю всякие там маски и читаю.

– Мне понравилось твое интервью с женой министра иностранных дел, – похвалил Эндрю. – Особенно то место, где она вспоминает, как доктору Киссинджеру, который решил побывать в Англии по дороге в ЮАР, пришлось лететь в небольшой рыбацкий городок, о котором он никогда не слышал, только потому, что английский министр иностранных дел не захотел прервать свой уик-энд в избирательном округе. – Эндрю рассмеялся: ему вспомнился собственный избирательный округ.

– А ты вообще общаешься с лейбористами, или у вас принято, чтобы каждый держался членов своей партии даже после работы? Дейзи только что съела одну из пропитанных джином оливок.

– Большинство политиков предпочитают последнее, – ответил Эндрю.

– А разве это не скучно – когда все друг с другом соглашаются?

– Ну что ты. Конфликты внутри партии – куда более захватывающие, чем между лейбористами и тори. И вообще большинство членов парламента стараются не видеться после работы – нам хватает друг друга в палате. Но, если бы мне пришлось обедать с членом парламента, я предпочел бы тори – по крайней мере, смогли бы посплетничать о своих коллегах. О Маргарет Тэтчер, например.

Дейзи принялась легкими покусываниями освобождать от косточки вторую оливку. Эндрю не сводил глаз с губ девушки.

– На прошлой неделе я как раз оказался на одном обеде с депутатом от лейбористов. Хозяйка специально пригласила нас вместе, надеясь, что мы устроим маленькую драчку. Но это показалось нам слишком скучным, и мы отказались. В самом деле, с чего этой женщине пришло в голову, что мы собираемся изображать гладиаторов перед ее гостями?

Дейзи положила косточку от оливки в пепельницу рядом с сигаретой Эндрю.

– Скоро кончается сезон, так что, по-моему, нам стоит заказать устриц, – предложил Эндрю.

За кофе Эндрю Харвуд продолжал пристально, оценивающе смотреть на Дейзи. Девушке было приятно и одновременно как-то неловко от его взгляда.

Эндрю кивнул официанту, чтобы принесли счет.

– Джайлз говорил мне, что ты знакома с Карлом Майером, – сказал он.

Дейзи чуть покраснела. Ей было приятно – она привыкла гордиться любовью Карла – и одновременно неловко.

– Да. А что? Ты его тоже знаешь?

– Лично – нет. Но каждый уважающий себя политик, которого интересуют международные отношения, если он обладает хоть каким-то кругозором, слышал о Карле Майере. Он прославился своим беспардонным отношением к бедной старушке Европе.

Неожиданно Дейзи обнаружила, что сейчас ей почему-то совсем не хочется думать о Карле.

Эндрю оплатил счет, и они встали из-за стола.

Они пешком дошли до угла Страттон-стрит, где Эндрю припарковал машину. Он предупредительно открыл дверцу перед девушкой, но только Дейзи стала усаживаться, как Эндрю вдруг резко поднял ее и поставил лицом к себе.

Оба стояли молча, глядя в лицо друг другу. И у обоих было совершенно одинаковое выражение глаз – смесь вопроса и вызова. Наклонившись, Эндрю поцеловал девушку в губы. Дейзи отстранилась. Эндрю не сдавался. Он обнял ее и притянул к себе. Дейзи попыталась оттолкнуть Эндрю, но он только крепче сжал ее и буквально впился губами в рот девушки.

Так они стояли перед открытой дверцей машины несколько минут. Затем Дейзи все же удалось вырваться.

– А вот это придумано плохо, – сказала она. – Что до меня, то, похоже, мартини ударил в голову.