– Будь хорошей девочкой и принеси мне книгу, – искривленный старческий палец указал при этом на мраморный столик возле камина. – И мое вязание… Эта спесивая девчонка положила его на подоконник.

Блайт кивнула и послушно направилась за книгой, а Нана внимательно следила за внучкой.

– К полудню мне понадобится немного красной пряжи, – продолжила она, затем сделала паузу, выжидательно уставившись в спину девушки. Отказа со стороны внучки не последовало, и серые глаза старушки удовлетворенно сверкнули. – Тебе также придется напомнить преподобному Уоррену, что он должен навестить меня на этой неделе. Вероятно, Уоррен просто забыл это сделать. Не знаю, о чем он только думает: так пренебрежительно относиться к своей пастве! – с осуждением заметила Нана.

– Я сделаю все, что смогу, – ответила Блайт, вручая бабушке книгу.

В этот момент что-то опять едва ощутимо шевельнулось у нее в груди и плавно скользнуло куда-то вниз. Точь-в-точь, как это произошло сегодня на рассвете.

– И скажи своему отцу, чтобы он непременно зашел ко мне сегодня! Он просто обязан! С его стороны грешно так ко мне относиться! – гремел вслед Блайт голос Наны.

– Хорошо, я передам отцу, – уже от двери сухо промолвила Блайт и нырнула в спасительную темноту коридора, плотно прикрыв за собой дверь.

Она быстрым шагом направилась в гостиную, но на полпути вдруг остановилась и, сжав кулаки, бессильно прислонилась к стене. Разумеется, Блайт понимала: Нана не виновата, что с ней стало так трудно. Затянувшаяся болезнь и постоянное одиночество превратили бабушку в комок нервов. Волевой, властной женщине, привыкшей с юных лет отдавать приказы, ей было нелегко смириться с теперешним положением. Блайт, как могла, пыталась оградить бабушку от невзгод, связанных с разорением некогда процветающего семейства Вулричей. Она опасалась, как бы известие о том, что им практически не на что жить, окончательно не добило бы Нану. Правда, с каждым днем скрывать это становилось все труднее, но Блайт не уставала придумывать новые и новые уловки.

– Бла-а-айт! Бла-а-айт! – опять донеслось из спальни.

Виновато оглянувшись, девушка поспешила прочь, чувствуя, как горят от стыда ее уши.

Какое-то время Нана не сводила с двери прищуренных серых глаз, но та оставалась по-прежнему закрытой. Недовольно поморщившись, старушка посмотрела на подоконник, на котором стояла корзинка с вязанием.

– Пропади все пропадом! – пробормотала она и, откинув одеяло, свесила ноги с кровати.

Проворно вскочив, Нана засеменила босыми ногами по холодному полу, схватила вязание и быстро юркнула в свою уютную постель.

Сегодняшним утром большая центральная гостиная показалась Блайт особенно пустой: в ней уже не было персидских ковров, зеркал, мраморных столиков… Девушка ускорила шаг, не желая лишний раз растравлять себе душу, однако некогда элегантная столовая в стиле королевы Анны тоже встретила ее голыми стенами, с четко проступающими на них выцветшими прямоугольниками от картин и мебели. Понуро опустив плечи, Блайт посмотрела на длинный стол орехового дерева, на одном конце которого стояла нехитрая еда. Скатерти не было, да и какой толк ее использовать, если все равно некому стирать? Не осталось и серебряных подсвечников. Их продали месяц с небольшим назад, поскольку в доме уже давно обходились без свечей. Многие изысканные предметы мебели, ранее являвшиеся гордостью дома Вулричей, теперь украшали совершенно другие гостиные.

Запах горячих лепешек напомнил Блайт о том, что она голодна. Слава Богу, ей пока удается обеспечивать домочадцев едой. Блайт уже взялась за спинку стула, когда в дверях с кофейником в руках показалась миссис Дорнли. Тяжело ступая, экономка медленно приблизилась к столу, и по ее насупленным бровям, по грохоту, с которым она поставила кофейник, Блайт поняла: предстоит очередной разговор.

– Конечно, это не мое дело… – миссис Дорнли всякий раз начинала именно так. – Я бы вовсе не придавала этому значения, но, поверьте, весь город только об этом и говорит. Нужно что-то делать. Гниды всегда превращаются во вшей, если с ними не бороться, – глубокомысленно заключила экономка, сложив на животе пухлые руки.

Этим жестом миссис Дорнли символизировала свое, по ее мнению, поистине ангельское терпение.

Затем с торжественностью Моисея, вещающего с горы, она объявила:

– Нам все отказали.

– Отказали? – потрясенно переспросила Блайт.

– Отказали. Пока не расплатимся с долгами и не докажем свою платежеспособность. Больше не будет мяса от Симмонса. И он не единственный. От Рауша мы не получим хлеба, от Джекобсона – сахара и соли, а в кофе я добавила последнее молоко. Шульц также отказал нам.

– Но я думала, что деньги, полученные от продажи столового серебра, помогут нам продержа… – Блайт густо покраснела под проницательным взглядом экономки и нервно сцепила на коленях руки.

– Нужно что-то делать, – повторила миссис Дорнли, задрав вверх свой двойной подбородок, а заодно и мясистый нос.

– Я делаю все, что могу, – выдавила Блайт сквозь стиснутые зубы.

– Мне это известно, мисс. Однако такая хрупкая девушка, как вы, не может одна вести и дом, и дела, – экономка выдержала многозначительную паузу, затем с непоколебимой уверенностью изрекла: – Кто вам действительно нужен – так это мужчина, мисс Блайт.