— Отвернись, Хьюберт, пока она примерит. Погляди в окошко.

Хьюберт уставился на серую улицу. В стекле слабо отражались женщина и девочка, он увидел, как девочка через голову сняла довольно уродливый коричневый свитер, потом дала упасть потертой твидовой юбке и осталась в нижнем белье. Он слышал, как мадам Тарасова спросила:

— А тебя это белье не царапает? — Голос ее был тихим. — В России ты бы носила шелковое белье. — Через голову она надела на девочку платье, расправила, застегнула. — Ну вот, — сказала мадам Тарасова. — Ну как?

— Здорово. — Флора забралась на стол, чтобы разглядеть себя в зеркале на стене. — Большое спасибо. — Она посмотрела вниз на Бланко.

— Привет, — сказал Бланко, глядя вверх.

— Привет.

Флора покраснела.

— Я не знаю, зачем тебе выходить в такую сырость, — сказал Бланко. — Мы бросили уроки музыки. А от разговоров на французском вряд ли Игорь завоет. А ты что, живешь тут?

Она возвышалась над ним на столе, и ему показалось, что она взрослая.

— Я здесь почти весь день. Я учу русский и математику. И составляю компанию мадам Тарасовой. — Она осторожно слезала со стола, чтобы не помять платье. — Я все еще сплю в пристройке, — сообщила Флора.

— Мы тебя никогда не видим, — говорил Бланко, уже понимая, что она совсем не имела в виду, что ее должны были видеть. — Тут вот осталось одно пирожное тебе…

— Правда мне? — Бледное лицо порозовело. — Вы оставили его мне?

— Ну, мадам Тарасова.

— О!

— У меня несколько пакетов для дам из „Марджолайн“. Ты поможешь Флоре донести их?

— Конечно, — сказал Бланко.

— Флора, снимай платье, я пришью еще одну пуговицу.

Он видел, как не хотелось ей переодеваться. Портниха сделала его с вырезом — каре, открывавшим ключицы.

— Для такого платья сейчас холодно. А если погода поменяется до школы, ты можешь надеть его на пикник.

— Какой пикник? О, я… — она прикусила язык, вспомнив, что надо быть благоразумной. — Ты мог бы отвернуться, пока я переоденусь?

— Хорошо.

Когда Бланко повернулся, она снова была в своем унылом свитере и твидовой юбке, вытянувшейся так, будто у девочки была большая задница. А у нее был очень аккуратный задик, он это увидел в отражении в оконном стекле.

— Ты не съела пирожное. Ешь.

Флора откусила, когда они стояли возле рабочего стола, наблюдая, как мадам Тарасова упаковывает заказы для дам, пишет счета и пришлепывает их к оберточной бумаге.

Пирожное отдавало кокосом, который она ненавидела. Она дала кусочек Игорю, усевшемуся на задние лапы, сверлившему ее черными глазами-бусинками. Игорь выплюнул его на потертый ковер. Они вышли на улицу с пакетами от мадам Тарасовой.

— Как заставить мадам Тарасову рассказать мне о революции? — Бланко испытующе посмотрел на свою спутницу.

— Игра к триктрак напоминает ей о хорошем, и иногда она рассказывает.

— А мы как раз не поиграли в триктрак. А как ты думаешь, если я смогу оторвать Космо от гольфа и приведу его сюда?

— Космо? — она подняла голову. — Ты приведешь?

— А почему бы и нет? Он ничего. Будет ли она говорить при нем свободно?

— Но не о революции. Она любит рассказывать, как она оттуда бежала. Она ненавидит бабуинство большевизма.

— И откуда ты знаешь такое выражение?

— Мой папа вычитал его в „Таймс“. Кто-то сказал, что это Черчилль придумал. Я рассказала мадам Т., и ей понравилось.

— А если я не стану трогать большевиков, она расскажет?

— О да. Царь, царица, красивые люди. — Флора изобразила мадам Тарасову. — Но ты будешь говорить со смешным акцентом, если станешь учить французский у мадам Т., — она засмеялась.

— Ничего не имею против, — пожал плечами Бланко. — А как она бежала?

— Она и ее муж…

— Она замужем? А где он?

— В Париже. Они бежали из Петрограда в Москву, потом в Киев, Баку, Одессу, в Константинополь, где застряли на несколько месяцев, потом Египет, Италия, Франция. На это ушло два года. Я все посмотрела по карте. Они сидели полуголодные. Она тебе все это расскажет. А я знаю наизусть.

— А что делает ее муж?

— Он таксист. Многие русские — князья, генералы, благородные люди работают таксистами в Париже.

Флора подбросила вверх пакет, который несла, и поймала.

— Правда?

— Все лучшие люди водят такси. Лучше водить такси, чем быть снобом.

Флора снова изобразила мадам Тарасову.

— И дай ей рассказать, как „оскорбляют“ нижнее белье.

— Нет, ты расскажи о нижнем белье. — Бланко вдруг ощутил неодолимое желание попугать ее, как пугал маленьких мальчиков в школе. Он подтолкнул Флору к стене.