— Вашего отрицания вполне достаточно, — вздохнул Эллери, кивая Риме. — Между прочим, Холдерфилд, — он задержал Риму в дверях, — как вышло, что Люк Мак-Кэби поручил вам составить его завещание?

Маленький человечек, побагровев, вскочил со стула.

— А что в этом плохого?! — возмущенно воскликнул он.

— Я не сказал, что в этом есть что-то плохое. Но почему Мак-Кэби обратился именно к вам?

— Мистер Квин, вы не имеете права задавать мне подобные вопросы!

— Кажется, я наступил вам на любимую мозоль, Холдерфилд.

— И вообще, я не понимаю, какое отношение имеет Мак-Кэби к этой истории с Эндерсоном.

— Я тоже, Холдерфилд, потому и спрашиваю. Простите, если я вас оскорбил.

— Только потому, что я ошивался в этом городишке… Ладно, мне повезло. Если хотите знать, Мак-Кэби нашел мое имя в справочнике. И теперь все умники, которые воротили от меня нос, едят у меня из рук! Я стал важной персоной в этом городе, братец Квин, и намерен ею оставаться! — Взвинченный, с горящим лицом, Холдерфилд начал нервно рыться в лежащих на столе бумагах.

— Ваш отец когда-нибудь говорил вам о Нике Жакаре как о своем душеприказчике в случае, если с ним что-то произойдет? — спросил Эллери у Римы, когда они снова очутились на Вашингтон-стрит.

— Нет.

— А Жакар с вами связывался после исчезновения отца?

— Нет. — Рима поежилась.

— От Додда к Холдерфилду, а от Холдерфилда к Жакару, — пробормотал Эллери, взяв Риму за руку. — От городского «святого» к городскому адвокату, а от него к городскому вору. Любопытный гамбит. Давайте поищем Ника Жакара.

Они нашли его сразу же, ибо Эллери в результате логического умозаключения быстро определил место старта поисков — «Придорожная таверна» Гаса Олсена на 16-м шоссе.

Приехав туда на такси, они увидели Жакара, в одиночестве склонившегося над стойкой и сжимавшего в исцарапанных ручищах кружку пива. Жакар напоминал большой корабль, возможно, некогда мощный и красивый, но ныне разоснащенный и брошенный в мутные воды пьяных сновидений. Он был грязен, нестрижен и небрит, а его одежда состояла из подобранных им где-то деталей рабочего костюма.

Жакар разглядел их в зеркале над стойкой. При виде Римы его глаза блеснули, но он не повернулся на табурете, бдительно охраняя пивную кружку.

Гаса Олсена поблизости не было, а бармен оказался незнакомым, что обрадовало Эллери. Он заказал пиво для Римы и мартини для себя, потом посадил девушку слева от Жакара, а сам сел по другую сторону. Жакар пошевелился.

— Не уходите, Ник, — сказала Рима. — Мой друг хочет поговорить с вами.

— Привет, — буркнул Жакар. Голос у него был глухой, и слова звучали почти неразборчиво. — Нашла своего старика?

— Мой друг сидит справа от вас, Ник.

— Уже обзавелась дружком? — Жакар покосился на Эллери. — Рановато!

— Меня зовут Эллери Квин, — представился Эллери.

Налитые кровью глаза быстро моргнули.

— Рад познакомиться. Мне пора уходить…

— Сядьте, Ник.

Жакар снова опустился на табурет.

— Что вам нужно?

— Поговорить о вашем старом приятеле Томе Эндерсоне.

— Вы шпик, — мрачно произнес Жакар. — Я слышал о вас. Но я уже все рассказал Дейкину — мне нечего добавить.

— Вы лжете, Ник, — заявила Рима.

Жакар что-то буркнул и отодвинул кружку.

Эллери попытался представить себе в этом баре трех приятелей — Тома Эндерсона, Ника Жакара и Гарри Тойфела. Городской пьяница, городской вор и городской философ. Бывший профессор английской литературы, безграмотный забулдыга и садовник-иконоборец. Эллери интересовало, на чем был замешан раствор, который их соединил.

— А может, это вы лжете, — отозвался Жакар, тряхнув лохматой головой. — Может, вы меня дурачите? — Он засмеялся, но его глаза тревожно скользнули по Эллери и Риме, а могучие руки вцепились в край стойки.

— Нет, Жакар. Мы все знаем о конверте, который адвокат Холдерфилд передал вам после исчезновения Эндерсона.

Жакар сидел неподвижно.

— Холдерфилд вручил вам толстый конверт, заклеенный скотчем, с вашим именем, написанным почерком Эндерсона, не так ли?

Жакар ничего не сказал.

— И вы дали Холдерфилду расписку в получении.

— Допустим, — буркнул Жакар. Теперь его глаза бегали по сторонам.

— Что было в конверте, Жакар?

— Бумаги.

— Какие?

— Старые письма Тома.