Шрифт:
— Я тоже люблю тебя, Кен. Хотя не знаю, что такое любовь, но полна ею до краев…
После этого не было сказано ни слова, и только слышно было, как вращается пластинка, и мысли Римы кружились в том же сладостном ритме…
Спустя часы или годы — Рима не могла сказать точно — в гостиной зажегся свет, она услышала голос доктора Додда:
— Странно, на проигрывателе пластинка… А где же все?
Рима вскочила, но почувствовала, как большая рука Кена удерживает ее.
— Все в порядке, милая. Просто док и Квин вернулись с Фаризи.
В приемной зажегся свет. В дверях стояли доктор Додд и Эллери, удивленные и одновременно понимающие. Волшебство кончилось.
Потом трое мужчин и Рима сидели в полутемной гостиной, говоря о чуде и строя планы его освящения. Это было очень счастливое время — по крайней мере, так казалось Риме. Она склонилась на плечо Кена, не думая ни об отце, ни о своих недавних горестях и желая только, чтобы Эллери говорил как можно меньше, а Кен — как можно больше, чтобы она могла до бесконечности слушать его голос. Однако Эллери никак не мог умолкнуть. Теперь он рассказывал о поездке на озеро и о том, какой доктор Додд опытный лесоруб, избегая смотреть на Риму. В конце концов она это заметила, и ее радость несколько уменьшилась.
Когда Эллери внезапно замолчал, Риме это показалось странным, и она засмеялась, но Кен прикрыл ладонью ее рот, и ей стало не по себе.
— Вы слышали, Кен? — спросил Эллери вполголоса.
— Окно. Где-то в задней части дома.
— Странно, — заметил доктор Додд.
Они снова прислушались.
На сей раз услышала и Рима. Кто-то медленно открывал скрипучее окно. Скрипы чередовались с паузами.
— Взломщики? — шутливо спросила Рима.
Но никто не улыбнулся. Доктор Додд встал.
— Куда вы, док?
— Сейчас вернусь. — Он быстро пересек коридор и скрылся в темной приемной.
— Что за черт? — пробормотал Кеннет Уиншип.
Доктор Додд вернулся в гостиную. Что-то поблескивало в его правой руке.
— Нет-нет, док, дайте это мне.
— Кеннет…
— Ради бога! Вы можете ранить самого себя. — Молодой врач отобрал у него револьвер. — Бояться нечего, док. — Зубы доктора Додда громко стучали. Кен успокаивающе положил руку ему на плечо. Стук прекратился, и Эллери услышал, как Додд что-то пробормотал. — Оставайтесь все здесь.
— Нет! — испуганно прошептала Рима.
— Не… не бросайте меня, — с трудом вымолвил Додд.
Кен уже был в коридоре. Рима побежала за ним. Доктор Додд снова задрожал.
— Все в порядке, — сказал Эллери. Он взял его за руку — она была неподвижна, словно деревянная. — Мы пойдем следом. Опасности никакой — ведь Кеннет побывал на войне и умеет обращаться с оружием. — Конечно, Уиншип был прав. День, проведенный в лесу, убедил Эллери в одном: Себастьян Додд жил в джунглях, населенных чудовищами, в вечном страхе перед… чем? Этого Эллери не знал.
Кен стоял у двери в заднем конце коридора, прислушиваясь. Рима прижалась к стене. Когда Кен обернулся, Эллери кивнул в сторону люстры и, все еще держа доктора Додда за руку, выключил свет.
В темноте слышалось свистящее дыхание пожилого врача.
Дверь в другом конце коридора неожиданно открылась, и через нее из комнаты в коридор протянулась полоска света. Левая рука Кена метнулась к невидимой стене и повернула выключатель, осветив коридор.
Они услышали, как Кен спокойно произнес:
— Стойте на месте.
Эллери побежал по коридору и остановился, отодвинув в сторону Риму.
Комната оказалась кабинетом со старинным письменным столом и книжными шкафами в стиле мебели испанских католических миссий в Калифорнии и черной кожаной кушеткой, одно из двух окон было открыто настежь, несколько ящиков стола выдвинуты, в один из них запустил свою грязную ручищу Никола Жакар, его вторая рука сжимала карманный фонарик.
— Что вы здесь делаете, Жакар? — осведомился Кен.
Жакар облизнул губы и снова закрыл рот.
— Что вы искали? — спросил Эллери.
Но Жакар только пялил на них глаза.
— Ник, — заговорил Додд дрожащим голосом. — Разве я когда-нибудь посылал вам счет за операцию Эмили? За спасение ноги маленького Андре? За роды вашей жены, когда она произвела на свет младшую тройню? И таким образом вы меня отблагодарили, Ник?
Жакар молчал. Его стеклянные глаза бегали по сторонам.
— Вы ничего из него не вытянете, — сказала Рима. — Он умеет только пить и воровать. Даже мой отец ничего не мог с ним поделать. — В ее голосе опять зазвучала горечь.