На седьмой день после смерти альбиноса вороны вдруг прервали свою обычную встречу и разом приземлились во дворе Рабиновича, неподалеку от хлева. Сильное волнение и с трудом сдерживаемая агрессия проявлялись во всем их поведении. Они подпрыгивали на месте, хрипло и страшно каркали, распугав своим появлением голубей, гнездившихся тут же, под крышей хлева.

Сегодня я рискнул бы предположить, что это было предзнаменование моего скорого рождения, и в глубине души я горд, что именно черная шумная стая вороной, а не какие-нибудь голуби или воробьи возвестили обо мне миру. Однако никому это и в голову прийти не могло, тем более что все знают — вороны слетаются на скотный двор, значит, вскоре жди рождения теленка. Коровья плацента считается у них большим деликатесом, а острые зрение и слух позволяют воронам почувствовать схватки еще до того, как их чувствует сама корова.

Теперь они скакали по забору и галдели на крыше, тревожа скотину. Услышав карканье, доносившееся со двора, Моше вышел из дома, прислушался к дыханию роженицы и пощупал ее живот, раздутый как барабан. Из-под хвоста уже виднелась тонкая ниточка слизи.

— Ну, дети, — сказал он, вернувшись в дом, — держите кулаки, чтобы у нас родилась телочка.

— А какая разница? — спросила Наоми.

— Крестьянин всегда рад, когда его корова родит телочек, а жена — сыновей, — пояснил Моше.

От его внимания не ускользнула презрительная гримаса на лице Юдит.

— Это просто дурацкая поговорка, — смущенно проговорил он, надел резиновые сапоги и вышел из дома.

Роды были продолжительными и тяжелыми. Рабинович накинув на ножку плода веревочную петлю, тянул долго и упорно.

— Ей больно, папа, — волновалась Наоми, — ты слишком сильно тянешь!

Моше ничего не ответил.

— Да помолчи ты, дуреха! — грубовато оборвал ее Одед. — Ты в этом ничего не смыслишь, роды — это не женское дело.

Корова стонала, закатив глаза. Другие буренки глядели нее, сохраняя сочувственное молчание.

— Ну вот, наконец-то, — сказал Моше. Засунув по локоть руку в утробу коровы, он повернул новорожденного поудобнее и вытянул наружу увесистого, но уже мертвого теленка.

— Тьфу, черт! — Рабинович в сердцах отбросил тельце в сторону. — Запрягай коней, Одед, повезем его в лес, под эвкалипты.

Он вышел из хлева, но Юдит, подойдя к корове и заглянув в ее полуприкрытые от слабости и страданий глаза, спокойно сказала:

— У нее там еще один.

— Откуда ты знаешь? — встрепенулся Одед. — С каких это пор ты разбираешься в таких делах лучше, чем мой отец?

— Я знаю, — продолжила Юдит, прикоснувшись рукой к сухому коровьему носу, и добавила: — Она холодная, как лед, быстро беги за отцом, у нее внутреннее кровотечение.

Вдруг ноги коровы подкосились, и она рухнула на землю, опрокинувшись на бок и извергнув наружу живую телочку, а за ней — сильнейший фонтан крови. Шея несчастной вытянулась, она шумно дышала и стонала,

— Папа, папа! — завопил Одед. — Там еще телочка родилась!

На крик прибежал Моше. Ему хватило одного взгляда на истерзанную корову, чтобы принять решение. Рабинович метнулся в сарай и через несколько секунд вернулся, сжимая в руке остро заточенный серп.

— Забери отсюда детей, — скомандовал он Юдит, — и беги за Сойхером. Кажется, его сегодня видели в нашей деревне.

Широкая спина Моше, заслонив собой дверной проем, скрывала происходящее в хлеву, но новая лужа крови быстро растекалась у его ног.

В углу новорожденная телочка уже пыталась встать на ноги. На вид она была довольно крепенькой, а когда поднялась, стали видны ее высокие тонкие ноги, широкая сильная грудь и морда молодого бычка.

— Тьфу, кибинимат! [76] — выругался Рабинович. — Мать подохла, теленок мертвый, а теперь еще этот тумтум. [77]

Примерно через четверть часа пришла Юдит, и с ней Глоберман.

— Ты успел вовремя зарезать? [78] — осведомился Сойхер.

— Успел, не беспокойся.

Внимание Глобермана было привлечено мертворожденным теленком и его странной сестрицей.

— Горе не приходит одно, а, Рабинович?

Моше сдержанно промолчал.

— Посмотри на эту мейдале, на кого она похожа! — не унимался Глоберман. — Так всегда бывает с а-цвилинг, [79] когда рождаются а-кальбале ун а-бикале. [80] Кровь брата сделала из нее наполовину парня. Она не будет рожать и не станет давать молока. Я возьму ее тоже.

— Ее ты не возьмешь, — вдруг произнесла Юдит.

— Простите, госпожа Юдит, но сейчас я разговариваю с хозяином. — Глоберман приподнял с головы грязный картуз. — Эта телочка — наполовину бычок. Если отдашь ее мне, Рабинович, мы договоримся и насчет мамаши. Я знаю одного араба, который хорошо заплатит за пейгер. [81]

Телочка тем временем делала свои первые шаги. Мокрая и дрожащая, она спотыкалась и тыкалась мордой в поисках соска. Новорожденная подошла к Юдит, и та принялась вытирать ее мешковиной от слизи и крови.