– Все!

– А Лайза Минелли, как сейчас помню, пела песенку про Ленинград.

Точнее, звучало как "Ленинграф", ну, казалось, что это совмещение

"Ленинграда" и "Петергофа".

– Нет, она пела не про город, она же пела "Ленин – граф", утверждала, так сказать, его дворянское происхождение!

– Ну, может быть.

Все смеются.

– Вот такими пытливыми и внимательными были советские дети. Ловили информацию про свободу буквально из воздуха.

– А у меня с этими созвучиями была такая история. Я очень любила песню "Маэстро" Аллы Пугачевой, "вы, в восьмом ряду, в восьмом ряду, меня узнайте мой маэстро…", ну и записала ее на слух в песенник.

– Ох, хорошая была песня. Правильная. Жизненная такая. Я как совок вспоминать начинаю, так сразу пугачевские песенки из извилин лезут.

Вся, можно сказать, моя жизнь. Как без нее, родимой. А история-то в чем?

Олег высокомерно подумал, что единственная песня, которую он записал бы в свой персональный песенник, – это тот самый опус Бьорк, с которого у него "новая жизнь" началась.

– А потом моя двоюродная сестра Наташка Мамонтова, правильная такая и грамотная девушка, спрашивает у меня недоуменно – что это за

"мамряду" такая.

– Мамряду, а это что? Что это?

– Ну, я же на слух писала, "вы в восьмом ряду, в восьмом ряду…" Вот мне и померещилась эта самая "мамряду".

Все смеются.

– А ты сама-то как это "мамряду" для себя расшифровывала?

– Ну, я-то была просто уверена, что это такая особая, можно сказать, высшая стадия любви… О которой только в песнях и поется…

– Ага, клятва – ветер,

Дружба – смех,

Любовь – игрушка,

Но не для всех…

Наконец, вышел к людям, Король Ясно Солнышко, спустился по лестнице, ведущей на пляж, застукал общественность врасплох. Искренне рады, так как никому плохого не хотел, не желал, не делал. Если есть зависть – твои проблемы, воспитывай внутренний мир. Хотя хочется искренности. Которой нет.

– Я понял, в сорок лет жизнь только начинается… – процитировал героиню классического советского фильма. Устало улыбнулся. Почему вдруг устало? Ведь все только начинается. Привычная маска всезнающего человека. Альфа-самца. Спишем на болезнь: болеть устал.

Мысли, мгновенно вспыхивающие в голове, проносятся вихрем, удивляешься тому, что по-прежнему маскируешься. Ищешь защиты. Зачем защищаться? От кого? Ведь ты тут главный. Остатки прошлого? Прошлой жизни? Пережитки и инстинкты. Безусловные советские рефлексы.

Поставил на тормоз неуверенность (первые шаги по родной земле – всегда мимо ролевых пазов). Включил фары ближнего света, подошел к людям еще ближе.

Все поворачивают головы. Улыбаются. Шелковый халат развевается.

Морской бриз. Жара и солнце, день чудесный. Я люблю тебя, жизнь.

– Слона-то я и не заметил. – Петренков, мнимый муж Ирины, как всегда, неловок. Подошел, пожал руку.

– А я все, мужик, про тебя знаю – хотелось сказать в ответ. – Не достанется тебе Ира, как есть не достанется – не по себе дерево рубишь. Но – сдержался, вмешиваться не стал. Не царское дело. Еще придет время. Неизвестно, каким боком ситуация повернется, лучше в кармане лишний козырь попридержать.

Остальные замерли. В недоумении, но, будем думать, в восхищении.

Могли бы, вообще-то, проявить больше активности. Полный озорства

Маню, ребенок с чахоточным румянцем, подбежал с песком в руках.

Устроил салют. Спасибо.

А про день рождения и про выступление Бьорк ему рассказали. С сочными подробностями, несколько нарочито перебивая друг друга.

Оттаяли, типа. Шок прошел. Олег кивал, слушал. Рыжий Шабуров, из угла, подал реплику.

– Есть же видео.

– Да-да, есть видео, все задокументализировано. – Подтвердил кто-то, стоящий за спиной. Не оборачиваться.

Более того (тут Гагарин незаметно хмыкнул), камеры слежения записали певицу даже в ванной и в туалете. На досуге посмотрю-посмотрю, не помилую. Они-то не знают. Эксклюзив, однако. Вот только с делами разгребусь. Дела? И здесь дела? Спохватился, стоп, что за дела? Что подразумевается под делами?

Войти в курс дела. Понять (пройти) причинно-следственные. Овладеть ситуацией. Овладеть, да. Как женщиной. Понять, что к чему. Кто с кем.

Первым делом потребовал приготовить яхту. Белая рубашка поло, белые шорты, белый парус. Капитан помогал, но ненавязчиво, исчезая при удобном случае в кубрике. С непривычки натер руки так, что заныл палец (однажды сломал, раздробив кость – подрался по пьяни, не любил вспоминать, ухмыляясь, мол, перед самым отъездом с родины случилось, родной город не отпускал, прощался как умел). Соленых брызг оказалось больше, чем хотелось. Гагарин вымок от головы до пят, стянул рубашку, подставив белую грудь солнцу. Немедленно сгорел, кожу стянуло – не прикоснуться. Зато красота вокруг раскинулась невообразимая, море переливалось, сливаясь у горизонта с прозрачным и бездонным небом, морской ветер бил в лицо, щекотал, пах малосольным огурцом, огуречной рассадой и, одновременно, арбузом. На пару мгновений расслабился, увлекся. Всего на несколько секунд, но выпал из привычного образа мыслей. Получилось, значит.