– Давай. – И, вспомнив, Чащин усмехнулся: – Расскажешь подробней, как мы в “Ассе” снимались.

– Чего? А, это… Спасибо, что встревать не стал.

– А на фиг ты врал-то?

Димыч пожал плечами:

– Ну, вдохновить хотел великим прошлым и нас так поставить, что не просто мы… Нет, вполне ведь и в натуре сняться могли. Поехали бы в то лето не в Питер, а сюда, и попали бы. И, может, все бы по-другому дальше случилось, по-настоящему.

– Доброе утро, Денис Валерьевич! – поприветствовал охранник.

– Доброе…

С половины восьмого утра до девяти Чащин отмокал в ванне, поливал голову то горячей, то холодной водой, тер, массировал мышцы лица, но ощущение, что глаза заплыли, щеки висят дряблыми мешками, оставалось и сейчас, когда входил в офис… Конечно, два дня напряженного пития пива и водки, постоянного курения, недосыпа за два часа не сотрешь.

Стараясь ни с кем не встречаться, укрылся в кабинете. Сразу же заварил крепкий, из двух пакетиков, “Липтон”. Включил компьютер.

Опять предстояло рекламировать, представлять бесконечные премьеры наверняка дерьмовых фильмов, сокращать аннотации, подбирать выигрышные полосы для интервью с кинозвездами…

Чащин уселся за стол, настроился на рабочий лад, но рука бессмысленно двигала мышку, стрелка на мониторе скакала с иконки на иконку… Ничего не хотелось, и работать не было сил. Запереть дверь, лечь на диванчик, уснуть. На цыпочках подошел к двери и защелкнул замок. Лег. Приподнялся, снял туфли.

Диван был короткий. Чащин положил голову на один подлокотник, ноги – на другой. Зажмурился. Несколько секунд в голове было пусто и хорошо. Легко. Даже теплое дыхание дремы почувствовал… А потом под черепом застучала одна из вчерашних мелодий, пальцы левой руки стали двигаться, беря аккорды, зажимая струны, перебегая с лада на лад…

Да, вчера неплохо, с удовольствием поиграли – разучили пять тем, даже запись сделали на старенький кассетный “Маяк”. Сейчас Димыч наверняка сидит и слушает, изучает… Потом, после репетиции, когда вчетвером пили пиво возле “Авиамоторной”, стали придумывать название группы, решать, кто будет вокалистом. О концерте заговорили. У

Андреев какие-то связи в клубах, оказывается, да и Чащин сглупил – сказал, что тоже может поговорить кое с кем влиятельным насчет выступлений.

Живая музыка, тем более когда сам играешь, сам ее придумываешь, все-таки великая вещь. Торкает круче наркотиков. Хочется дальше, еще, еще. Откладываешь гитару, будто кусок от себя отдираешь.

Когда-то Чащин представить боялся, что забросит гитару, очень долго и трудно отвыкал от острейшей тяги выйти на сцену, приблизить лицо к микрофону. Точнее – обстоятельства отучали.

…Первый настоящий концерт у них с Димычем случился в сентябре девяносто второго – только-только собрали группу, наиграли десятка два песен. Одна знакомая девушка оказалась на их репетиции в Доме пионеров, где им давали аппарат четыре раза в неделю на три часа.

Послушала, ей понравилось. Девушка была журналисткой, взяла интервью и сумела его напечатать в областной газете. Интервью называлось

“Панк – значит свобода”.

С вырезкой Димыч с Чащиным стали обходить места, где можно было устроить концерт. Филармония, драмтеатр, Дворец культуры “Колос”…

Неожиданно согласилась директор ТЮЗа: “А что, давайте, ребята. Мы как раз спектакль про молодежную жизнь ставим – “Авария” называется.

Может, и в спектакле участие примете – там есть сцена на рок-концерте…”. А ТЮЗ находился в здании бывшего Дома политпросвещения.

Два дня перед выступлением устанавливали аппаратуру, выводили звук, учились вести себя на сцене, придумывали разные фишки… В огромном, облицованном розовым мрамором фойе лежали стопки книг – произведения

Брежнева, Андропова, Черненко, материалы съездов, собрание сочинений

Ленина. Чащин узнал, что книги эти списаны и готовятся к утилизации

– “машины все нет вывезти”… С разрешения вахтера он отобрал несколько краснообложечных кирпичиков, унес на сцену, положил за монитор.

Потом, во время концерта, пинал их, рвал, осыпал себя страницами, бросал корешки в полупустой зал, успевая рычать в микрофон:

Я хочу в парламент,

Поближе к депутатам -

Там тепло и кормят

Получше, чем когда-то.

Дайте мне мандат депутата!

А недели через две их пригласили на большой двухдневный фестиваль

“Фолк энд рок”, где они участвовали даже в гала-концерте.

И понеслось. Много было концертов, гастроли…

Спад наступил так же быстро. На выступления стало приходить все меньше людей, залы охотнее давали хип-хоповцам, попсарям, рэйверам.

Из рокеров котировались только старые, завоевавшие известность в восьмидесятых. И, наверное, прав Димыч – смысл выходить на сцену как-то исчез тогда… У него, у Чащина, он снова появился в июле девяносто шестого, у Димыча – вот теперь. Но поздно, поздно в тридцать два года начинать по новой…