Коул задремал, осовев от спиртного; сквозь дрему до него долетали обрывки новостей. Он сконцентрировался на своей промежности. Если рассчитать хорошенько, то он кончит как раз перед спортивными новостями. Он услыхал приветственные клики и открыл глаза, испугавшись, что проспал. Но нет — это просто какой-то кретин в пиджачной паре прокладывал себе путь в толпе. Коул уже собирался опять закрыть глаза, но вдруг взгляд его поймал это лицо. Голова женщины опять подскочила вверх, загораживая экран. Коул резко сел в постели и с силой вжал ее голову себе в промежность. Его пробрал озноб.

— Сукин сын! — прошептал он.

Женщина что-то буркнула. Коул не обратил внимания. Тогда она укусила его.

— Черт!

Коул ухватил ее за волосы и скинул на пол, сам же, держа член в руках, подался к экрану. Но то лицо в телевизоре пропало, вместо него там торчала голова обозревателя.

Женщина поднялась и набросилась на него с кулаками:

— Черт тебя дери, Маршалл! Мать твою! Сволочь проклятая! Ты что, охренел? Вот и справляйся сам как знаешь!

Коул, отведя ее от себя одной рукой, заломил ей кисть и стал нажимать кнопки, переключая каналы. Комментатор на пятом сказал что-то о спорте, но очень кратко, после чего началась реклама.

— Ей-богу, его скоро удар хватит! — с шутливой озабоченностью говорила на следующее утро Линда, докладывая Дане о том, в каком настроении пребывает Марвин Крокет. — И хорошо еще, если не надо будет делать ему искусственное дыхание рот в рот, а прямиком вызывать перевозку из морга.

Дело в том, что Дана, отпросившаяся накануне, в это утро еще и опаздывала, что, на взгляд Крокета, было чистой воды своеволием. Ирония заключалась в том, что, горя желанием уволить Дану, Крокет, вне всякого сомнения, подозревал ее в связях с другими фирмами и хитрых кознях по переманиванию у него клиентов.

— Скажи ему, что не можешь до меня дозвониться. Что я отключила сотовый.

И она улыбнулась, представив себе, как будет рвать и метать Крокет. Затем она нажала кнопку отбоя и действительно отключила телефон.

Выйдя из машины, она под моросящим дождем перешла на противоположную сторону Харрисон-стрит и толкнула массивную дверь здания с лепным фасадом вблизи торгового центра. Внутри, как комариный рой, жужжали сверла и слабо, но отчетливо пахло нагретым металлом; в запахе этом было что-то от стоматологического кабинета. Три корейца в своих отсеках склонились над изделиями, что-то ловко подтачивая, в витринах с драгоценностями горели синие лампочки подсветки. Дана подошла к грубой деревянной конторке, поцарапанной, прожженной сигаретами, запачканной чернилами, и спросила сидевшую там женщину, нельзя ли ей переговорить с Кимом; несмотря на их многолетнее тесное общение, Дана так толком и не знала, что такое «Ким» — имя или фамилия, — просто называла владельца этой ювелирной мастерской так, как называли его все. Ким был ювелиром ее матери — он делал Дане кольца на обручение и на свадьбу. Каждую годовщину она отмечала походом к Киму, который прибавлял к ее кольцу очередной маленький бриллиантик. Все эти годы он ремонтировал для нее серьги, браслеты и часы, чинил замочки, переделывал оправы.

— Миссис Дана. — Ким вынырнул из-под подвешенной в дверном проеме занавески из бус. Одежда его была неизменной — черные синтетические брюки и белая, с короткими рукавами рубашка, из нагрудного кармана которой торчала прицепленная авторучка. Материя над ней была испачкана синей пастой. Хотя Киму не могло быть меньше шестидесяти с хвостиком, на лице его это никак не сказалось — оно было круглым и без морщин. Глаза его, увеличенные стеклами очков в темной оправе, были снабжены еще и лупой — приспособление это свисало с оправы на тонкой, похожей на антенну проволочке, чтобы в любую минуту Ким мог прижать его к своему левому глазу. — Неужто уже пора? — Ким оглянулся на висевший на стене календарь. — Вы за девятым камешком?

— Нет, пока время не пришло. — А может быть, и не придет, подумала она. — Надо еще четыре месяца как-то продержаться.

Ким улыбнулся, решив принять ее слова за шутку.

— Продержитесь, — уверенно сказал он. Приподняв руки, он поболтал ими в воздухе. — За трехлетие перевалило. Вот в первые три года многие женщины приходят переделывать свои венчальные кольца в серьги. А после трех лет уже не страшно — брак крепкий.

— У меня к вам просьба. — Она пошарила у себя в сумочке. — Я нашла украшение, и думаю, дорогое. Я надеюсь, что вы скажете о нем свое мнение.

Ким мгновенно вдел в глаз свою лупу, отчего стал похож на персонаж из комикса — человек с громадным черным глазом. Дана положила серьгу на его мозолистую ладонь. Он нащупал серьгу, покатал ее в кончиках пальцев, легонько подкинул на ладони, словно умел на ощупь определять вес. Затем он взял серьгу за замочек и, покачивая в воздухе, отстранился, чтобы взглянуть на нее издали. Так рыбак оценивает размер выловленной рыбешки. Под конец он включил яркую лампочку и внимательно осмотрел находку в ослепительных лучах дневного света.

— Очень дорогая серьга. Синий камень — это танзанит. Большая редкость. Бриллианты — исключительного качества, работа — авторская.

— Ну и сколько подобная вещь может стоить, а, Ким?

Он воздел глаза к потолку, потом опять склонился к серьге и, опершись локтями на конторку, придвинул драгоценность к лампе. Судя по сосредоточенности, с которой Ким все это проделывал, он все это время крутил в голове цифры — складывал и умножал

— За две? — Он произнес это громко, но раздумчиво. — Да, наверное, тысяч пятьдесят — пятьдесят пять они потянут. Может быть, и больше.