Тамаё была бледнее смерти, руки на коленях слегка дрожали. Несмотря на это, она без колебаний изложила все, что произошло на озере минувшим днем, да и рассказать она могла немногое.

Тамаё говорила, и все глаза были обращены на нее. Все были потрясены. Умэко и Кокити, родители Томо, переглядывались. Инспектор Татибана, сообразив, какую ошибку он совершил, заставив Тамаё прилюдно поведать эту жестокую историю, неловко покашливал. Саёко тем временем не отпускала руки Тамаё; глаза ее расширились от волнения.

— Вот почему мне ничего не известно о случившемся после того, как я перешла в моторку, — ни куда Томо отвез меня, ни что он сделал. — Она на мгновение запнулась, но снова собралась с духом. — Не помню ничего, но, проснувшись, я обнаружила, что лежу в своей постели. Больше того, мне кажется, Макака знает, как я в нее попала. И мне больше, чем кому бы то ни было здесь, необходимо услышать рассказ Макаки. Я хочу услышать, я хочу узнать, что сделал со мной Томо.

Тамаё изо всех сил старалась держать себя в руках, но в ней, точно сине-белое пламя, разгоралась неудержимая ярость, и к концу голос ее звенел и дрожал от напряжения. Саёко все еще грустно держала ее за руку.

— Что ж, Макака, рассказывай. Ни к чему молчать Я хочу, чтобы ты сообщил мне все, что знаешь. Как бы это ни было ужасно, лучше уж мне все узнать наверняка и немедленно.

— Барышня, вы прочли ту бумажку?

— Да, прочла. Мне бы хотелось узнать и об этом.

Макака нервно облизнул губы и, то и дело спотыкаясь на словах, начал рассказ о вчерашнем. Вообще не привыкший много говорить, он не мог последовательно изложить свою историю. Инспектору Татибана и Тамаё все время приходилось помогать ему наводящими вопросами.

По словам Макаки, вчера около четырех часов дня ему позвонил неизвестный и сообщил, где находится Тамаё. Макака не совсем понял, о чем идет речь, только сказано было, чтобы Макака не поднимал шума, потому что это смутит Тамаё; чтобы он отправился за ней тайно, никому не говоря. Потом этот звонивший повесил трубку.

— И вы поехали искать барышню Тамаё?

— Ага, он сказал никому не говорить, вот я и вышел тихонько на лодке.

— И вы нашли ее в пустом доме, в деревне Тоёхата, как и сказал звонивший?

— Ага.

— Не могли бы вы точнее описать, что вы там обнаружили? Господина Томо там уже не было?

— Барышня лежала на кровати. Я уже совсем решил, что она померла, такая она была бледная. Потом понял, что она не мертвая, а просто надышалась какой-то отравы и спит. Уж очень сильный запах был — вот я и учуял.

— Но Томо, что случилось с Томо? — истерический голос Умэко пронзил тишину.

В ответ Макака резко повернулся и посмотрел на нее сверкающими глазами.

— Томо? Вы имеете в виду этого ублюдка? Ага, этот ублюдок тоже был там, в той комнате. Но он ничего не мог сделать. Он был наполовину раздет и привязан к стулу веревкой крест-накрест. Да еще во рту у него был кляп. В жизни не видел более плачевного зрелища.

— Это вы связали его, Макака? — спокойно вмешался Киндаити.

— Не-а, не я. Не я. Наверное, это Человек из тени, который мне звонил.

— Человек из тени? — нахмурился Татибана. — Кто это?

— Барышня, у вас с собой тот клочок бумаги?

Тамаё, не говоря ни слова, подала инспектору клочок бумаги. Татибана прочел его, удивленно поднял брови и передал Киндаити. Киндаити тоже скривился.

— Макака, где вы нашли эту бумагу?

— Она была приколота к одежде барышни английской булавкой.

— Понятно. Возьмите, инспектор, и берегите эту улику получше.

— Да, пусть пока побудет у меня. — Сунув бумажку в карман, Татибана продолжал: — Итак, что вы сделали дальше, Макака? Вы привезли барышню Тамаё домой?

— Ага. Приплыл, значит, на лодке, а вернулся на моторке. Решил, поделом этому ублюдку, возьму его лодку.

— А Томо… что с Томо? — снова воскликнула Умэко.

— Томо? А он, наверное, там и сидит, в той комнате. Не мое это дело, отвозить его домой, — презрительно скривился Макака

— Он до сих пор связан и с кляпом? — воскликнула Умэко.

— Ну да. Связанный и с кляпом. И полуголый еще. Мне с ним говорить не хотелось — такой он был мерзкий, вот я и не обращал на него внимания, а он все вырывался и стонал. Нет, постойте-ка. Это не совсем правда. Я все же обратил на него внимание, когда уходил — хорошенько влепил ему по морде, — сказал Макака и расхохотался.

Умэко подпрыгнула и закричала в безумной ярости:

— Хоть кто-нибудь, идите, идите, спасите его! Мое дитя, он замерзнет до смерти!