Ронн все еще продолжала метаться, как будто бы роды не кончились.

— Впрямь будет двойня! — подумала женщина, глядя на Рысь.

Завернув девочку в тряпку и опустив этот сверток к себе на постель, она быстро налила воду в чугунный котел на печи и подбросила дров. Очень скоро он закипел. Наливая теплую воду в таз, она удивленно отметила, что малышка не плачет. Тишину нарушали лишь стоны Ронн. Приготовив пеленки и полотенце, Мерона хотела взять девочку, и изумленно застыла на месте.

Коза и козленок, неведомо как миновав загородку, забыли, что постель человека — запретное место и нагло улеглись рядом с младенцем.

— Пошли вон! — закричала она на них, но внезапно сама рассмеялась, уж слишком комична была ситуация: маленький козлик, девочка и коза-мать, приподнявшая голову с рожками, чтобы их защитить.

— Ты решила, что это новый козленок? — спросила Мерона.

Ответом ей стало тихое:

— Ме-е-е!

Неизвестно, как долго Мероне пришлось бы объясняться с козой, но Ронн громко вскрикнула, и Мерона бросилась к ней. Принимая второго ребенка, она облегченно подумала: “Вот и все!”

Купая малютку, она ощущала прилив небывалой радости, умиляясь и носику, и пушистым золотым волосам, и блестящим глазкам. “Наверно, они будут карими, как и у меня!” — вдруг подумала женщина.

В эту минуту ей померещилось, что ребенок у нее на руках — ее собственный, даже сияние бледной кожи младенца не разрушило эту иллюзию. Неумело запеленав малышку, Мерона подошла к Ронн. Она знала, что той нужна помощь, однако не представляла, что делать: вся постель была залита кровью, которая не прекращала течь. Лицо роженицы стало почти голубым, было ясно, что долго она не протянет. Мерона протянула Рыси ребенка, но та его не заметила, повторяя в бреду одно имя:

— Руни!

Когда Ронн затихла, она облегчено вздохнула, надеясь, что худшее позади и лишь позже поняла, что осталась одна с малышами. Рысь умерла.

Надо было похоронить ее. Помня желание Рыси, Мерона решила исполнить его. К счастью, снег пока что не выпал. Земля была мерзлой, но было возможно выкопать яму. Положив девочку рядом с сестренкой и козами, женщина принесла лопату.

Стараясь побыстрее закончить с печальным долгом, поскольку ее ожидают живые, Мерона с какой-то неясной досадой отметила: козы не приняли Свельд, как она про себя называла вторую девочку, они ее будто бы не заметили.

— Глупые! Можно подумать, что дети разные! — тихо сказала она и нежданно смутилась, припомнив завещание Ронн.

Ведь кусок ткани с вышивкой был предназначен для первой из двух дочерей. Мать ждала появления Руни на свет, а Мерона, плененная крохотной Свельд, позабыла о ней, предоставив двум домашним животным.

— Даже не вымыла! — с чувством стыда прошептала она.

Засыпая землей тело Ронн, она мысленно поклялась Белой Рыси, что будет любить двух детей одинаково, не отдавая предпочтения Свельд:

— Теперь они обе — мои дочери!

Возвратившись, Мерона подошла к низкой кровати и облегченно вздохнула, поскольку младенцы не плакали. Но, попытавшись взять Руни, Мерона едва не столкнулась с рогами козы. Было ясно, что животина считает ребенка своим и не желает делить его с кем бы-то ни было.

— Отдай! Она не козленок, а Белый Рысенок! — пыталась Мерона внушить наглой козе. — И не стыдно тебе так вести себя?

Но, недоверчиво глядя на женщину темно-вишневым загадочным взглядом, коза не желала ей уступать, отвечая на все попреки свое знаменитое:

— Ме-е-е!

— Вот возьму полотенце, да как погоню прочь из дома!

— Ме-е-е!

— Или метлой!

— Ме-е-е!

— Оставлю без корма!

— Ме-е-е! Ме-е-е! Ме-е-е!

Мерона могла бы поклясться, что понимает слова козы: “Ничего ты не сделаешь! Девочкам нужно мое молоко! У тебя же его нет?” Устав от бесплодного спора, она просто села рядом с животным.

— Ей плохо! Она же грязная! А пеленка? Ведь это холодная тонкая тряпка! Руни простудится и заболеет! — вновь и вновь объясняла Мерона рогатой нахалке.

Неизвестно, дошли ли эти слова до сознания наглой козы, но животное вдруг подчинилось и, приподнявшись, посторонилось, позволив взять девочку. Погружая в таз с водой хрупкое тельце ребенка, Мерона заметила, что ее волосы много светлее, чем у сестры.

— Белые, с голубоватым отливом, будто бы только что выпавший снег! — промелькнуло у нее в голове. — Настоящий Белый Рысенок!

Должно быть, вода слишком сильно остыла, поскольку младенец открыл глаза, и Мерона вздрогнула, потому что они были мертвыми: просто белесая пленка без тени зрачков.