— Гады! — шепчет здоровенный мужик с повязкой на руке.

— Тише, — шипит его сосед, — ничего с ней не будет. Подумаешь — четверо! Переживёт, ещё молодая.

— А чего её-то? — недоумевает высокая женщина с бюстом, для которого ещё не придуман размер. — Пигалица! Ни сиськи, ни письки! Вот как настоящие мужики, так сразу хрен знает, кого выбирают! Я тоже хочу! Меня возьмите!

— Сука! — цедит сквозь зубы здоровенный. — Тебе, что своих не хватает?

— Своих?! На хрен мне такие «свои»? Вам бы только водку жрать! Да у вас кроме рогов и не стоит ничего!

Рыженькая, оцепенев от ужаса из последних сил шепчет: «Пожалуйста, не надо, пожалуйста». Слёзы текут по её тоненькому, даже сейчас прекрасному лицу и какой-то парень в очках не выдерживает. С отчаянием камикадзе бросается он на защиту, бросается и…падает на асфальт обезглавленный.

После этого чеченцы начинают спокойно и деловито отрезать головы всем клеймёным мужчинам подряд. Потоки крови заполняют тротуар, стекают в ливнёвую канализацию и скоро Сунжа окрашивается в ярко-красный цвет.

— Да что это за херня? — не выдержал Женя. — Какой маразматик мог такое придумать? Это же полный бред!!

И картина изменилась. Опять тот же город, только нет туч и ветра. Светит солнце, по небу плывут лёгкие облачка. Щебечут птички, а люди щебечут ещё радостнее. Все здороваются, все улыбаются, совсем не видно хмурых лиц.

— Здравствуйте!

— Ассаламу 1алайкум!

— Доброе утро! Как я рад Вас видеть!

— Суьйре дика хуьлда! Дала шун лаамаш кхочуш бойла! [19]

— Накъост! Ларлолахь, лами бу! [20]

— Извини!. Нохчийн мотт ца кха. [21] А-аа, БЛИН!

Вот ковыляет русская бабушка согнувшись под тяжестью нагруженной продуктами авоськи. Её догоняет молодой чеченец, берёт авоську и идёт рядом, с трудом приноравливаясь к черепашьей скорости бабульки.

Вот, разбившись на группки, играют на перемене школьники. И в каждой из групп есть дети всех национальностей.

Вот вежливо переговариваясь, стоят друг за другом в очереди русские и чеченцы, мужчины и женщины.

Вот стайка русских ребят, открыв рты, слушают пожилого чеченца, раскрывающего им историю вайнахов.

Вот директор фабрики, чеченец, принимает главным снабженцем русского, отказав своему троюродному брату.

Вот чеченцы, не глядя на национальность, угощают всех подряд сладостями в честь праздника окончания уразы.

Вот русские с удовольствием несут своим чеченским друзьям и знакомым пасхи и крашеные яйца.

Вот молодой водитель-чеченец, наплевав на правила, останавливает троллейбус у самой церкви, чтобы две бабушки не пёрлись три квартала.

— Дай тебе Бог здоровья сынок! — благодарят старушки. — С Рождеством Христовым!

И довольный, что совершил добрый поступок, парень отвечает от всей души.

— Христос Воскрес!

Вот пожилая русская чета, сидя на кухне дома, который им дали в конце сороковых, спокойно осуждает каким же образом передать этот дом его истинным хозяевам — чеченцам, репрессированным в 1944-м году.

А вот идут по улице, держась за руки двое: русский парень и чеченская девушка. Идут и смотрят друг на друга влюблёнными глазами. И улыбаются прохожие, и уступают им дорогу, а следом за ними на деревьях распускаются листья.

— Марша г1ойла! [22]

— А это что — воспоминания пациента палаты номер шесть? — ехидно спросил Женя. — Чёрт знает, какие ты сегодня сны показываешь. Один другого стоит. И что же вся эта фигня значит.

— А эта, как ты выражаешься, фигня значит очень многое, Женя. Вот так приблизительно в твоём любимом будущем, в России, будут пытаться представить межнациональные отношения в Грозном. В твоё, заметь, время. Выбирай, какой миф тебе больше нравится?

— Никакой, — автоматически ответил Женя, — что, то брехня, что это. А что, съездить в Грозный и посмотреть им нельзя что ли? Ну, как на самом деле.

— Съездить? — задумчиво повторил голос. — Могут, конечно, хоть это очень, очень непросто. Только ничего они там не увидят.