Он еще сильнее стиснул подлокотники кресла, еще сильнее спружинился, готовясь к прыжку, боясь упустить момент и случай.

Но Бликин еще держался. Уже не тот уверенно спокойный, знающий себе цену, каким он был вначале, и не тот возмущенный, болезненно раскрасневшийся, каким был полчаса назад, а стареющий и усталый человек с опущенными плечами и склоненным лицом. От непривычного наклона обвис подбородок, и дряблые щеки набежали на воротник. Бликин все понимал и все видел, но цепкая надежда твердила ему: «Не сегодня же… Не сейчас… Так не бывает! С сельским хозяйством в области плохо. Но промышленность! Да, хорошо, что промышленность осталась под конец! На ней я выплыву. Не все еще пропало. Не все». Отвечая на вопросы о людях, он назвал ряд фамилий передовиков сельского хозяйства и заключил:

— О людях промышленности я скажу особо. Сперва разрешите перейти к этому разделу. Я хотел начать именно с промышленности, тогда картина получилась бы несколько иной.

Снова появилась округлость фраз, привычные приливы фактов и цифр. Он выплывал, еще задыхаясь, еще вздрагивая от внутреннего озноба, но все увереннее взмахивая руками, как выплывает на верной волне человек, чуть не захлебнувшийся. Его долго слушали, не перебивая. Он поднял голову, и обвисшая было кожа снова натянулась в барственно покатом переходе от шеи к маленькому вскинутому подбородку.

Бахирев слушал и смотрел на длинный ряд окон… Облака, сквозные от солнца, переплывали от окна к окну. С такою же плавностью переходил рассказ от завода к заводу. «Везде как надо, — тоскуя, думал Бахирев, — везде справляются, только я…» Но вот Бликин заговорил о тракторном: «Программа перевыполняется… — слушал Бахирев. — Поставлена на производство новая марка. Снижена себестоимость… Осваивается прогрессивная технология — кокиль, металлокерамика… Такие рабочие, как Сугробин, Игорева, являются образцом… Завод «Красный Октябрь»…

Бахирев даже повернулся от удивления: «Как, уже о других? Уже все о тракторном?! Пронесло мимо брака, мимо противовесов? Как же можно умолчать об этом?»

Но Бликин умолчал.

В конце отчета он привел лишь цифры промышленного брака в среднем по крупнейшим заводам области:

— Брак, как видите, еще недопустимо велик, но снижается.

Вторая половина доклада была впечатляющей и прошла гладко. Бликин кончил и стал вытирать вспотевший лоб.

Ему задавали вопросы о росте производительности труда, о нормах, о штатах.

— Вы тут приводили цифры отдельных производственных рекордов. А вот брак и текучесть кадров по чугунолитейному цеху тракторного завода достигли чудовищных, «рекордных» цифр. Вы интересовались причинами такого рода «рекордов»?

Бахирев насторожился: «Оказывается, не пронесло. Заставили вернуться к тракторному».

Бликин склонился в сторону председателя, и кончик его длинного, чуткого носа наклонился в эту же сторону,

— Мы принимали меры… Боролись с текучестью кадров… Улучшили столовую… Переселили в новое общежитие. Отличное общежитие. Своя библиотека, учебная комната, душевая, прачечная… Даже снимки были в «Огоньке»…

— Значит, все хорошо и даже отлично? Ну, а вы сами были у чугунщиков? Не в новом общежитии, а в старом?

— Я не имел возможности посетить все общежития..

— «Посетить?» «Посещать» вообще не требуется! Мы с вами не дипломаты! А вот знать истину о жизни рабочих наихудшего цеха наикрупнейшего завода — это от нас, от партийных руководителей, как раз требуется. Товарищ, Зимин, просим.

Зимин вышел еще тяжелее, чем в первый раз. В кудрявых волосах запуталось солнце, а лицо сосредоточенно, как у хирурга, которому предстоит провести тяжелую, но необходимую операцию.

— Перевели в новое общежитие только двадцать рабочих чугунолитейного, и то по инициативе бывшего главного инженера. Переселение остальных отсрочено директором до постройки нового корпуса. Большинство чугунолитейщиков живет в полуподвальном помещении.

Кадровиков постепенно выводят оттуда, но в чугунолитейном кадровиков мало, текучка. Вновь поступающим, естественно, достаются худшие места. Так и получилось, что рабочих самого тяжелого цеха сконцентрировали в полуподвале, в котором даже тюфяки истлевают от сырости. Здесь подряд и семейные и холостые.

«Зачем размазывать? — думал Бликин. — Ведь все знают — война, трудности с жильем. Ведь это же частности, неизбежные мелочи!» Но Зимин продолжал с той тяжелой обнаженностью, от которой так коробило Бли-кина:

— Главное — там есть дети! Их надо вывезти оттуда немедленно!

Взгляд Бликина заметался от лица к лицу, и многие лица невольными, чуть приметными движениями отворачивались.

«Ничего не замазывать! — отчетливо понял Вальган. — Спасение только в одном — честно! — Мысли били в набат. — О трудностях, о промахах, об ошибках — в лоб. Обо всем — в лоб! Другого пути к спасению нет!»