На тракторном заводе ему было особенно трудно, и приходилось быть особенно осторожным, потому что он не имел технического образования.

Он поступил на первый курс вечернего машиностроительного института, открытого при заводе, и Вальган шутя называл его «парторг-первокурсник».

Прочтя бахиревские планы, Чубасов несколько раз пытался поговорить с Бахнревым, но тот пришел лишь по третьему приглашению.

Кабинет Чубасова был просторен и прост. Два стола в виде буквы «Т», ряд стульев вдоль стен. Комнату скрашивали лишь огромные незашторенные окна с весенней голубизной за ними. Играя на солнце, за окнами висели кривые сосульки. Ветер был так силен, что гнал капли в одну сторону, и сосульки загнулись, как по команде.

Бахирев увидел внимательные темно-серые глаза парторга, затененные красивыми, густыми ресницами, и сказал себе: «Личное обаяние обязательно для двух профессий — для киноактрис и для партработников».

Он грузно уселся на стул, весьма довольный тем, что для него самого личное обаяние отнюдь не обязательно.

— Большую работу вы проделали, Дмитрий Алексеевич! — сказал Чубасов. — Удивляет меня только: почему все это в виде предпраздничного сюрприза? На заводе есть партийная организация. Пришли бы, посоветовались…

— Планы еще не были додуманы.

— Вы считали, что в одиночку додумаете лучше?

«Говорит, что ему по штату положено», — подумал Бахирев и ответил по-прежнему неохотно:

— Сперва надо самому разобраться в том, что меня интересует.

Чубасов улыбнулся.

— Почему вы думаете, что это интересует вас одного? Меня, например, ваши планы минимум и максимум заинтересовали.

Тяжелые веки главного приоткрылись.

— Что вас заинтересовало?

— Главным образом то, с кем вы рассчитываете реализовать ваши планы и замыслы.

— Хотя бы с моими единомышленниками…

— Это как минимум, — опять улыбнулся Чубасов. — Может быть, как максимум вам пригодится коллектив завода?

Бахирев явно скучал. Чубасов посмотрел на опущенные веки главного, закинул голову и рассмеялся, широко показав весь ряд зубов — стальные с одной стороны, мелкие и ровные с другой.

— Вы меня простите, Дмитрий Алексеевич. Я не инженер. Образование у меня гуманитарное. Бродят у меня в голове разные литературные ассоциации. Посмотрел на вас — и знаете, кого вспомнил? Печорина!

— Это с какой же стороны Печорина? — опешил Бахирев.

— Один средь людей. Печорин в новой модификации. — Чубасов снова рассмеялся, беззлобно, но с откровенной насмешкой.

Смех уязвил Бахирева, но вывел его из состояния скуки.

Чубасов посерьезнел:

— Я говорю так потому, что вы сами вредите своим планам.

— Каким образом?

— Отталкиваете тех, кто должен стать вашей опорой.

— Например?

— Например, вы пишете о смене руководства в моторном и чугунолитейном. Я говорил с Рославлевым и Сагуровым. Они наотрез отказываются. И знаете, почему? Боятся начинать новое трудное дело с вами. Жалуются на вас кадровики наши.

Бахиреву не понравилось, что большой разговор о перспективных планах завода мельчал, сводился к отдельным людям и слухам.

Он скучал и думал: «Зубы у него мелкие… и сосульки вот кривые… и разговор бабий… кто на что жалуется».

А Чубасов продолжал:

— Вот вы пишете о реорганизации чугунолитейного. А у нас уже есть интересный план его переорганизации, и знаете, кто его автор? — Бахирев вопросительно поднял брови. — Василий Васильевич! А он подал заявление об уходе. Не хочет работать с вами. Старику давно бы на пенсию, а он все работает—и, по существу, за всех: и за сменных мастеров, и за инженера, и за рабочих, и даже… за начальника цеха. Не его, а наша вина, что не получается. А вы сделали его козлом отпущения.

— У меня свои соображения.

Бахирев рассказал Чубасову историю ночной кражи.

— Я не могу доказать, что это был он. Поэтому и не считал возможным сообщить официально. Но сам-то я знаю это и вам обязан рассказать.

Слушая, Чубасов все ниже опускал голову и все сильнее хмурился.

— Может быть, Василий Васильевич оказался там потому, что хотел задержать воров? А может быть, это был не он?

— Подождем расследования.

— Я не буду ждать никаких расследований. Я могу сделать одно — позвать его сюда. Вы при нем расскажите все, что вы видели.

— Зовите, — сказал Бахирев. — Хотя… стоит ли? Чубасов позвонил, не отвечая.

Старик, увидев Бахирева, на минуту замялся на пороге, но тут же оправился.

— Есть у нас тут некоторое недоумение, — сказал Чубасов. — Дмитрий Алексеевич видел ночью, как через забор нагружали машину. И показалось ему, что мелькнуло неподалеку твое лицо. Ты ли это был?

Василий Васильевич крякнул и стал большим и указательным пальцами аккуратно разглаживать усы.

«Не смутился и не возмутился, — подумал Бахирев. — Однако явно замялся».