Однако я попыталась спастись. Я, кидая ему пирожки, потихоньку отступала. Барбос смотрел на меня совершенно бешеным взглядом, пирожки он ловил на лету и глотал не жуя.

— Собачка, хорошая такая собачка, — лихорадочно шептала я, кидая последний пирожок и встряхивая рукой, шепча заклинание. Надо бы его фризом заморозить, да у меня от страха в голове помутилось, слова путались.

Барбос коротко взрыкнул, требуя подачки. И когда не получил, все же кинулся на меня.

— Мама! — закричала я и побежала от него во всю прыть. Метров через пять я оглянулась — барбос и не думал за мной гнаться. Он лежал на заросшей тропинке и умоляюще глядел на меня. Лапы его как-то странно подергивало, словно их сводила судорога.

— Ты чего? — недоверчиво спросила я.

«Не ведись на это шоу! — сурово предостерег меня голос — Это у него такая военная хитрость».

Барбос тем временем вздрогнул всем телом и затих, глядя неподвижными глазами на меня.

«Военная хитрость», — неуверенно сказал голос.

На зрачок барбоса села муха, а он даже и не моргнул.

«Ой, чего-то мне нехорошо, — умирающе простонал голос, — это ведь пирожки твои его доконали!»

Мне тоже было нехорошо.

Очень.

Я вспомнила, какими румяными и душистыми были пирожки, так и просились они в рот — и медленно побрела с кладбища. Ангел — хранитель в очередной раз не дал мне умереть.

И вот так шла я в глубокой задумчивости, шла осторожно, ибо справа были колючие кусты, слева — обрыв метров семь над рекой. Барбос ухитрился загнать меня на противоположный конец кладбища, и я пыталась сообразить, как мне теперь отсюда выбраться. Параллельно я думала — а не отравленные ль пирожки имела в виду бабуля, когда намекала на скорую смерть? И могу ли я считать, что меня это уже миновало и опасаться больше нече… Ой!

Из кустов снизу, на уровне моей лодыжки, высунулась палка и сильно ударила меня в эту самую лодыжку.

От шока и неожиданности я с визгом подпрыгнула, отскочила — и с ужасом почувствовала, как земля ушла из-под моих ног…

«Вот сейчас и встретишься ты и с бабулей, и с Димкой», — задумчиво сообщил мне голос, пока я, истошно визжа, летела в реку. Я в диком ужасе ждала, что сейчас я ударюсь о скрытый под водой берег — и все, аста ла виста, бэби, была ведьма Марья, хорошая такая девчонка, и нетути!

Дальнейшее я помню смутно, все как-то смазалось от шока.

Помню, что река жестко ударила меня своей поверхность. Я словно со всего размаха врезалась в металлический лист. Помню, что я камнем пошла ко дну, совершенно оглушенная болью и шоком, а вода мгновенно хлынула в нос и рот, заливая легкие.

Но вот дно было чуть меньше моего роста, и это меня спасло. И не утонуть на такой глубине, и об каменистое дно не разбиться. Отфыркиваясь, я выплыла на поверхность, ощущая противную слабость и панику.

«Ну ты не стой, давай выбираться», — нетерпеливо подопнул меня голос.

Я помотала головой и уяснила две печальные для себя истины: ближайший берег повсюду, куда хватало глаз, представлял собой отвесную высоченную стену. Не взобраться. А противоположный берег был далеко. На горизонте виднелся ажурный мост, там ездят машины, там люди, но до него так же надо еще добраться. «Ну так добирайся, чего стоишь? — резонно сказал внутренний голос. — Кроме тебя никто тебя не спасет, кладбище безлюдно, а я уже есть хочу! Давай, родная, лапками-то дрыгай!»

Я кивнула и поплыла вдоль берега. Вернее, только я устало сделала пару гребков, как сверху просвистел увесистый гранитный каменище и даже почти в меня попал. Во всяком случае — предплечье ожгло невыносимой болью.

— Мама!!! — закричала я и погребла от берега с такой скоростью, что не сомневаюсь — я в тот момент побила все олимпийские рекорды. Движения рук просто сливались от быстроты, окрашенная моей кровью вода бурлила, и не прошло и полгодика, как я выбралась на пляж противоположного берега. Выбралась, без сил свалилась на песок и приготовилась все же помереть. Ибо ни ногой, ни рукой после такого заплыва я двинуть просто не могла.

Молодняк, отдыхающий неподалеку, помялся, после чего все ж направился ко мне.

— Слышь, ты чё, бухая? — вопросил меня тощенький пацанчик.

— Сам такой, — буркнула я.

— Ты чё грубишь?

— Дай помереть спокойно, а? — очень по-человечески попросила я.

— Вроде и правда не бухая, — вынес вердикт крепкий, коротко стриженый парень и спросил: — А чего ты в одежде-то тогда плавала?

— Да меня как-то не спросили, — поведала я ему.

— Слышь, ты и правда, чего грубишь? — осуждающе сказал третий парень. — Мы ж к тебе по-человечески, видим, что хреново тебе, да и рука вон поранена. Может, тебе помочь? В больницу там отвезти?

— Лучше д-домой, — дрожа от холода, отозвалась я. — Правда, парни, если вам не т-трудно, отвезите меня домой, а? Я на Кирова живу. Тысячу вам заплачу, если от-твезете.

— Да иди ты, — обиделся бритоголовый. — Я тебе что, таксист?

«Ну вот, не могла ты к нему по-человечески, что ли? — окрысился на меня внутренний голос. — Вот где сейчас машину брать будем? Кто тебя, чучундру мокрую, в машину посадит???»

Я закрыла глаза и приготовилась помереть, так худо мне было. О том, чтобы встать и пойти дальше себя спасать — не могло быть и речи.