–  Видите ли, монсьер дан Валлероден, - афронт не обескуражил терпеливого гостя, - ваша будущность под угрозой, и мы стремимся уберечь вас от опасности. Поверьте, мы руководствуемся самыми искренними побуждениями. Так может быть, мы вместе пройдем в квартиру?

–  Нет, - твердо повторил Гертье.
– Мы с вами незнакомы, и, признаюсь, я чрезвычайно удивлен тем, что вы так обо мне печетесь.

–  Мы - ваши родственники, и наш интерес к вашей судьбе вполне объясним. Мы действуем по праву кровного родства, - ответил Гереон.

–  Я вас не знаю.
– Мысль о каком-то дальнем родстве с незваными гостями не была совершенно чужда сознанию Гертье, но их визит выходил за рамки вежливости, принятой у порядочных людей.

О родичах с подобными именами он никогда не слыхивал. Какая-то побочная ветвь, отколовшаяся и затерявшаяся в колониях или в Америке?.. В родне всегда найдутся отщепенцы, опорочившие фамилию и скрывшиеся от суда за океаном.

Невольно примерив к себе последнюю мысль об отщепенцах, Гертье с тревогой понял, что она вот-вот придется ему впору, как платье брата-близнеца. Для чего эти, с фамильной внешностью, подводят под него мину? На что они надеются? Пригрозить разоблачением и предъявить права на наследство Валлероденов? На титул и земли?.. Немного же им достанется. Но если в субституции отцовского завещания назван какой-нибудь заморский Гереон, блондинам выгодней, чтобы Гертье попросту исчез. Сменил имя, присоединился к авантюристам, сгинул где-то в тропиках… А как деликатно подбираются: «стремимся уберечь вас», «по праву кровного родства». Нет, пока не предъявят доказательств, уступать им ни в чем нельзя.

–  Вы никогда не приезжали в поместье батюшки.

–  Приезжали, только вы нас не видели. Вы спали.

–  Что же мешало вам приехать днем, когда все бодрствуют?

–  Ряд обстоятельств, которых вы не поймете.

–  Можете их перечислить, у меня хорошее образование.

–  Эти причины не входят в круг гимназических и университетских дисциплин.

–  Иными словами, вы ничем не можете подтвердить свое родство со мной. Не смею вас дольше задерживать. Будьте здоровы.

–  Монсьер дан Валлероден, я советую вам хорошенько подумать, прежде чем наотрез отказываться от беседы с нами. Мы можем обождать вашего решения… скажем, около часа. Но не дольше. Вы сами можете назвать срок.

–  По-моему, я свободен располагать своим временем, как мне угодно, и не обязан принимать в расчет сроки, назначаемые вами, - Гертье заговорил резче.

–  Все зависит от погоды, - туманно заметил Гереон.
– Итак, мы хотим услышать, какой срок больше подходит вам.

–  Я дам ответ, как только выпью кофе, - сказал Гертье, про себя решив, что, поскольку в квартире нет ни одного кофейного зерна, исполнить обещание он все равно не сможет, но обманывать гостей не стоит - утром можно послать служанку в лавку колониальных товаров, и тогда… А вот дождутся ли господа ответа на крепнущем морозе - это их заботы, не его.

–  Что ж, нас это устраивает. Мы прогуляемся по улице и вскоре возвратимся.

Когда Гертье вошел в комнату, на лице его было выражение, которое можно наблюдать лишь у гренадеров, несущих караул при гробе государя. Но оно вмиг сменилось непритворным удивлением, едва он увидел, что Рагна - откуда что взялось?!
– держит нацеленный ему в грудь увесистый револьвер. Девушка выглядела дико, словно прибежала сюда в слезах после душераздирающей семейной сцены, а вслед ей неслось: «Ты мне больше не дочь! Вон из дома, мерзавка!» Бабель после переговоров с жемчужно-серыми блондинами был бледен и подрагивал, но Рагна выглядела куда хуже - белее свежевыпавшего снега, а револьвер в ее руках трясся крупной дрожью, как телега на ухабах.

–  Вы!
– крикнула она ломающимся от душевной боли голосом.
– Не приближайтесь! Я выстрелю!

–  Сьорэнн, да вы не в себе, - подойдя, Гертье с большой осторожностью вывернул оружие из стиснутых пальцев девушки, следя за тем, чтобы ствол был направлен в сторону.
– Эта штука не для дамских рук. Отдайте, пожалуйста.

–  Почему вы… почему вы не назвались?
– обезоруженная, она держалась так же нервно и дерзко.

–  Отчего же? Я сказал вам свое имя.

–  Но не фамилию! Вы - Валлероден! я все слышала!

–  А что в этом такого? Действительно, я - дан Валлероден.

–  Я не могу! я не желаю оставаться рядом с вами ни секунды! Подайте мне пальто. Я ухожу. Кто к вам приходил? Их было двое - Гереон и Кефас, да? Я так и думала! Вы заодно - ну как же, родичи!
– В последнем слове прозвучала ненависть крайней степени.
– Но я не позволю, слышите, не позволю вывести меня к ним за руку. Я выйду - сама… и кинусь в лестничный пролет!.. живой я им не достанусь! никогда! !!

–  Э, постойте-ка, - Гертье цепко удержал ее за руку, когда она попыталась рвануться к двери, до затмения рассудка взвинченная своей идеей, - я вас не понимаю. Что значит - «не достанусь»? Они что-то замышляют против вас? Они вас преследуют?

Рагна ошарашенно замерла, даже не попытавшись высвободить руку или хотя бы возмутиться его непочтительным обращением, вскрикнув: «Что вы себе позволяете?!» Глаза ее округлились.

–  Как… Вы не… не знаете, почему…

–  Рагнхильд, я знаком с вами всего пару часов, а с теми господами - меньше четверти часа. До сего дня я не встречал ни их, ни вас. Я не знаю за собою никакой вины, из-за которой вы могли бы целиться в меня. Тем более я не состою с этими Кефасом и Гереоном в сговоре. И наконец, у вас короткая память, сьорэнн: я поклялся, что оберегу вас от любой опасности - а Валлеродены словами не бросаются.