– Я отказываюсь покинуть позиции, товарищ капитан! – ответил Усов упрямо. Признаваться в неполной боеспособности бывший партизан не спешил. – Офицеров осталось мало, а подкрепления мы вряд ли дождемся.

Разговаривали они в подвале полуразрушенного дома на Шулерштрассе, где проходила новая линия обороны. Подошедшим танкам удалось остановить прорыв эсэсовцев, но отбросить их назад сил не нашлось. Йозефплатц осталась в руках фашистов.

– Я отдам вас под трибунал за неподчинение приказу! – заявил капитан. Лицо его было грязным, как у шахтера, а щетина говорила о том, что бритва давно не касалась подбородка офицера.

– Можете, – согласился сержант. Слышал он еще не очень хорошо, да и голова болеть не перестала, но Усов был полон решимости сражаться до конца. – Вот только фрицев проклятых побьем, и тогда отдавайте меня под трибунал.

– Да, сержант, – проговорил капитан устало. – Сам знаешь, что тыл наш – те бронекатера, что на Дунайском канале…

– Разрешите вопрос, товарищ капитан? – спросил Усов, пережидая приступ головокружения и прикладывая все силы, чтобы остаться на ногах. – Почему больше не подходят подкрепления?

– Удалось навести понтонный мост, – махнул рукой командир роты. – Но вражеские диверсанты его взорвали. Вот, саперы пытаются восстановить переправу, но пока безуспешно.

– Понятно, – головокружение отступило, оставив слабость и липкую пленку испарины на коже. – Разрешите идти?

– Идите, – майор нахмурился. – Только солдатам ничего не говорите. Моральный дух должен быть на высоте. Да, сержант, и не кричите так. А то все догадаются, что вы контужены.

– Есть! – кивнул Усов и поспешил к выходу из подвала. Под ногами хрустели осколки, а сквозь пробоины в стенах и бесформенные дыры, некогда бывшие окнами, падало достаточно света, чтобы видеть, куда ставишь ногу.

Над развалинами висела тишина – предвестник приближающейся бури.

Нижняя Австрия, город Вена,

правый берег Дуная

1 августа 1945 года, 13:36 – 14:45

Потери сознания Усову избежать не удалось. Он рухнул наземь, не успев даже покинуть подвала, в котором разговаривал с командиром. А когда пришел в себя, то понял, что остаться на передовой ему не позволят.

И поэтому сержант не спорил, когда его в сопровождении медсестры и еще двоих раненых отправили в тыл. Он шел как в тумане, а когда огляделся, то набережная Франца-Иосифа уже осталась позади и небольшая группа пересекала Мариенбрюк. За ограждением моста синел Дунай, а чуть левее покачивались на волнах два бронекатера Дунайской флотилии.

Усова одолевала тоска, с каждым шагом становившаяся всё сильней. Он ощущал себя предателем, в разгар боя бросившим товарищей. Ну, упал в обморок, ну и что? Так способен воевать-то…

В полном расстройстве он бросил взгляд на реку, желая посмотреть на бдящие бронекатера. Но увиденное там смыло мелкие личные заботы, словно паводок – хилые мостки. Не помня себя, сержант заорал что есть мочи:

– Тревога!

На узкой палубе кипел бой. Не было слышно выстрелов – экипажу корабля пришлось сойтись с противником врукопашную. Было видно, как полуголые фигуры одна за другой появляются из воды и взбираются на борт. Солнце отблескивало на лезвиях ножей…

На другом катере врага не было, и там уже заметили неладное. Заметались по палубе матросы. Но сопротивление было сломлено. Несколько тел в черной форме полетели в воду, и сине-белый флаг был безжалостно сорван.

– Уходите! – крикнул Усов спутникам, а сам сдернул с плеча автомат. Чтобы стрелять точнее, прислонился к перилам. Металл приятно холодил тело, помогая бороться со слабостью.

Шаги за спиной начали удаляться. Сержант поймал на мушку палубу бронекатера и нажал на курок.

Очередь прошла слишком высоко и никому вреда не причинила. Но фашисты ее услышали и заметались, ища спасения от выстрелов. К удивлению сержанта, некоторые из них попрыгали в воду, напоминая по дальности прыжка чудовищных лягушек.

Громыхнула пушка на втором катере, и разрывом разнесло один из бортов. Застрекотали пулеметы. Усов хрипло рассмеялся и дал еще одну очередь. На этот раз – прямо по палубе.

Не успел порадоваться успеху, как второй бронекатер выстрелил еще, разбив рубку. Но на этом пушка почему-то замолкла.