— Народный комиссар Военно-Морского Флота, — заметил завуч, искоса взглянув на военрука, — как будто высказался за образование.

— Муштруем, — снова загудели учителя. — Отвлекаем от учебников.

— Прежде всего нужна культура, начитанность, — поддержал общее мнение Марусенко.

— 'итуал — основа существования военной о'ганизации, — пробовал возразить Ростислав Васильевич Оль.

— У нас школа Наркомпроса! — парировал Дормидонтов, и физкультурник замолчал. На педсовете Оль и Рионов представляли меньшинство.

— Среди родителей моих учеников немало очень умных людей, — вступил в разговор Михаил Тихонович Святогоров. — Я как-то спросил мать Григория Мымрина, кем бы она хотела видеть своего сына. «Милый, — сказала мамаша, — мне бы хотелось, чтобы Гриша стал мыслителем».

При этих словах литератор развеселился, «милый» Святогоров удивленно взглянул на Валерия Евсеевича: «Что тут смешного?», а директор не поверил своим ушам. Та же самая мадам Мымрина была соавтором письма с просьбой убрать из спецшколы преподавателя математики Святогорова. Как бы сейчас пригодилось это письмо! Его публичное обсуждение могло бы перевести разговор на педсовете в главное русло заботы об успеваемости. Но письмо с некоторых пор потеряло актуальность. И этому активно содействовал сам Сергей Петрович. Он позвонил в гороно и просил прислать в спецшколу инспектора-математика. Уфимцев особенно подчеркнул, что необходимо направить самого авторитетного педагога, поскольку учительский коллектив школы еще не сложился, а вопрос исключительно принципиальный.

— Есть у нас такая кандидатура, — обещали Сергею Петровичу. — Методист отменный, и на городской педагогической конференции он переспорил самого профессора Тартаковекого. Устраивает?

Вот этот-то методист опрокинул не только письмо, но заодно и сложившееся в спецшколе мнение о вкрадчивом математике.

— Святогоров — единственный преподаватель, к которому нет никаких замечаний, — сообщил директору представитель гороно. — Урок им дан поразительно отчетливо, на высокой логической основе и с абсолютной доходчивостью.

Сергей Петрович Уфимцев никак не ожидал подобной характеристики. Он ошеломленно вертел в руках злополучную жалобу родителей.

— Я сидел на уроке у Михаила Тихоновича, как в филармонии, — пояснил самый дотошный в городе инспектор. — Эрго, эту бумажку, — развел он руками, — по-видимому, следует расценивать как вариант «Письма к ученому соседу».

Святогоров вышел тогда из директорского кабинета председателем предметной комиссии по математике, и вот на педагогическом совете он уже рассуждал о воспитании «мыслителей». Мнение Михаила Тихоновича, по сути дела, поддерживало позицию физика Дормидонтова. Директор решил пресечь вредный спор. Биолог Артяев тоже понял, куда дует ветер, и решил директору помочь.

— Считаю, что педагогические установки товарища Святогорова в нашей специальной школе не выдерживают критики, — заявил Артяев. — Какой может быть воинский порядок, если «мыслителям» во втором взводе разрешается обращение к преподавателю по имени-отчеству?

«Это камень в мой огород, — догадался Димка Майдан. — И откуда только военврач об этом узнал? Не иначе работа Зубарика».

— Порядок — это хорошо! — вмешался старший политрук Петровский, и все вздрогнули от неожиданности. «Бывший Женя» впервые нарушил молчание и стал выступать напористо, с грубоватой прямотой. — Я тоже за порядок. Но почему тогда вы сорвали развод дежурства по школе?

Василий Игнатьевич никак не предполагал удара с этой стороны.

— Позвольте, товарищ политрук, — попробовал он уйти от ответа. — Как будто это не относится к теме нашего педсовета.

— Не позволю, — отрезал Петровский. На этот раз он разговорился всерьез. — Должен заметить, что мое воинское звание не «политрук», а «старший политрук».

— Я вас именовал не по званию, а по должности, — снова вывернулся Василий Игнатьевич.

— Странная позиция для человека, который носит знаки различия командира Красной Армии, — ответил Петровский. — Кстати, прошу предъявить документы о присвоении вам воинского звания «военврач 2-го ранга». В личном деле этого не значится.

Димка насторожился и буквально прилип к двери. Неужели Лека оказался прав?

После долгой паузы раздался наконец прокисший голос Артяева:

— Раньше я преподавал в артиллерийской спецшколе…

— Что из того? — допрашивал старший политрук,

— Мне казалось, что со шпалами будет солиднее, а сейчас уже неудобно снимать. Ученики привыкли.

— «Доцент» тоже для солидности? — осведомился директор.

— Итак, в наших рядах трудится военврач артиллерийской службы, — насмешливо сказал Радько.

Биолог покраснел. Преподаватели ехидно заулыбались.

— Снимите знаки различия, — посоветовал военрук. — Все равно ученики докопаются и выдумают что-либо почище «мартин-гика». Как тогда быть с авторитетом?

Дима Майдан благодарно кивнул военруку за добрый совет. Он особенно придется по душе его соседу по парте Жорке Куржаку. Теперь пригодится и плакат из магазина военной книги, который Димка приобрел неизвестно для чего.

— Товарищ Артяев односторонне понимает воинский порядок, если считает его для себя необязательным, факт, — вступил в разговор главный старшина Дударь и рассказал, как было дело.