— Ну погодите у меня, сорванцы, — хмурился военрук. — Придется вам напомнить, что бывает на военной службе за подобные финты.

Капитан 3-го ранга позвонил в милицию, в военную комендатуру, связался на всякий случай со справочной службой «Скорой помощи». Пропавшие ученики нигде не значились, не проходили по приметам. Тогда Радько построил все взводы и предложил ребятам подумать, где искать товарищей, спросил, кто видел их в последний раз.

«Спецы» думали добросовестно. Кому же охота стоять в строю в воскресенье? Но никто не мог сообщить ничего определенного.

Военная комендатура едва не помогла Радько в его поисках, но только Генка Ковров оказался слишком находчивым.

— Едва не погорел! — объявил он, вываливая на стол груду пакетов. — Выхожу из магазина, а навстречу патруль! В лыжных ботинках, да еще без шинели — наверняка заберут. Тогда я шапку звездой назад — и ходу…

Жора Куржак слушал с некоторым напряжением. Надежда на то, что Ковров принесет сдачу, не оправдалась. Генка накупил кучу продуктов ровно на тридцать рублей. Он не забыл прихватить и «мерзавчик» для сторожа.

Старик сразу подобрел, раздобыл каждому металлические кружки и густо заварил чай.

«Придется экономить на завтраках», — терзался Жора.

На столе появилось столько вкусных вещей, что Жоркины тревоги сразу забылись. Главное, все было не по-домашнему. Колбасу кромсали охотничьим ножом сторожа. Им же вскрывали консервные банки. Можно было подумать, что они сидят не в сторожке ленинградского дровяного склада, а в далекой таежной избушке. И за окном никого нет на целые тысячи километров…

Западная часть Васильевского острова и Голодай в сороковые годы были похожи на что угодно, только не на городские районы. Заснеженные деревья Смоленского кладбища казались Раймонду Тырве северной Карелией, где воевал в гражданскую его отец. Правда, сам Раймонд никогда не был в районе Кимас-озера и представлял те места по книге Геннадия Фиша. И сейчас он, как красный курсант из знаменитого отряда Тойво Антикайнена, шел на лыжах в дальнюю разведку. Лыжи Райке были привычны — первый юношеский разряд. Как разрядника его назначили на сегодня помощником главного судьи, а затем послали одного на розыски пропавших товарищей. Отцу не было бы стыдно смотреть, как Райка ходит на лыжах. Но он редко видел отца. Отец приезжал в Ленинград только в отпуск, и то не каждый год. При этих встречах отец хлопал Раймонда по плечу и одобрял: «Вырос!» Через месяц отец исчезал снова. Деньги он посылал по почте, но без обратного адреса.

Такое поведение отца доставляло Раймонду немало огорчений. Особенно было обидно, когда комсорг Донченко хотел пригласить отца в школу, чтобы тот рассказал о гражданской войне.

— Невозможно! — ответил Тырва.

— Это комсомольское поручение! — настаивал Антон.

— Он в длительной командировке, — объяснил Раймонд и заметил, как Лека Бархатов усмехнулся.

Тырва надулся.

Отношения Раймонда с Бархатовым не ладились. Тырва знал, что Лека ходит к Антону из-за Жанны.

Она сама рассказывала, как вместе с Лекой они слушали в филармонии «Пер-Гюнта».

— Не нравится мне это, — ответил ей тогда Раймонд.

— Не нравится! — воскликнула Жанна. — Эдвард Григ с дирижером Мравинским? Тогда ты ничего не понимаешь в музыке.

И тут же вредная девчонка стала напевать арию Сольвейг, а глаза смеялись. Она прекрасно догадалась, что имел в виду Раймонд. Все это не прибавляло сердечности и взаимопонимания с Алексеем Бархатовым. Тырва знал, что разговор о его отце будет обязательно доведен до сведения Жанны.

— Кем же он у тебя работает? — добивал Райку дотошный комсорг и брат их общей знакомой.

Вопрос был самый обыкновенный, но Тырва рассердился. Его отец был молчалив и никогда не говорил о своей работе.

— К чему трепаться, раз сказано: он в командировке, — буркнул Тырва. — Можно пригласить в школу любого из родителей,

— Мой утонул, когда я был совсем маленьким, — поспешил сообщить Димка, хотя у него никто не спрашивал. Он выпалил это единым духом и поспешил отойти в сторону. Димка завидовал Тырве, хотя тот и темнил. Конечно, Димка гордился своим Федором Петровичем. Но все же он был не настоящий отец.

— Мой папаша полковник и воевал с басмачами, — сказал Бархатов. — Он тоже занят, но домой приходит. Могу его попросить.

Лека Бархатов не сказал тогда ничего плохого. И вообще придраться было не к чему. Но Тырва смотрел на него со свирепостью. Надо же так случиться, что сегодня его послали искать именно Бархатова…

Между тем пропавшие лыжники с помощью сторожа управились с закуской. На раскаленной чугунной конфорке снова засвистел чайник и стал плеваться живыми, как ртуть, пузырями. Куржак заметил, что заиндевевшее мохнатое окошко избы перестало просвечивать. Потом на нем заиграли багровые блики. Тревожная мысль о том, что пора идти и в школе их могут хватиться, вспыхнула и вместе с дымом отлетела в печную трубу. Еще могут подумать, что сдрейфил. Потом пир не был закончен. Было бы просто пижонством бросить это богатство на грубо сколоченном дощатом столе. Бархатов тоже украдкой посматривал на часы, но и ему казалось неудобным прекратить все разом. Что скажет Ковров?