— Пушки заряжать надо… Скорее… Все…

Мы понеслись вниз к пушкам. Никто из нас никогда не участвовал в морском бою, поэтому все страшно перепугались. От страха даже пушек не могли зарядить как следует. Порох притащили, а ядер найти не могли, они почему-то оказались на кухне. С помощью Винбланда и Батурина зарядили всё же пушки с одного борта. Сибаев крикнул, что и ружья надо наготове иметь, так как корабль ближе подходит. И действительно, голландец приближался. Мы даже могли уже видеть голландских матросов в красных колпачках.

Наконец нам крикнули по-французски, чтобы мы приготовили судовые документы. Никаких таких документов у нас на «Петре» не было. Беспойск начал что-то объяснять в рупор. С корабля ответили ругательствами, уже не по-французски. А когда голландец подошёл ближе, к нам влетел Хрущёв и крикнул:

— Стреляй им по парусам! Иначе нас в плен заберут, в рабство.

Наши пушки выстрелили. Голландец, очевидно, не ожидал документов такого рода. Выстрелы сорвали у него несколько парусов и рей. Винбланд закричал:

— Теперь картечью, по палубе!

Но мы не успели зарядить пушек картечью. Наш корабль содрогнулся от удара. Голландское ядро попало нам в нос. Сверху раздался крик:

— Все на палубу! Готовься к бою!

И кто-то из женщин заголосил:

— Пропали наши душеньки!

Мы бросили пушки и выбежали на палубу с топорами и ружьями. Но с голландского корабля заметили, что людей у нас пропасть и что мы собираемся биться. Охота осматривать наши документы пропала. Это был простой купеческий корабль, и, должно быть, он сам не рад был, что ввязался в эту историю.

Не подходя к нам вплотную, он прошёл вдоль нашего борта, и скоро мы заметили, что он удаляется.

Но на память об этом дне у нас в носу, на высоте ватерлинии, осталась пробоина. Вода хлестала в трюм так, что было слышно журчание. Лапин с матросами подвели паруса, но это не остановило воду, а только немного её задержало. Беспойск приказал стать на помпы. Но пока мы взялись за откачку, воды в переднем трюме набралось больше чем на аршин. Все меха наши поплыли. Когда Беспойск узнал об этом, он побледнел и махнул рукой.

— Всё пропало! — сказал он. — Что теперь в Макао продавать будем? Мы нищие.

Но об этом нам думать не приходилось. Надо было жизнь спасать, качать воду. При страшной жаре это было трудно. Пока мы откачивали воду, Беспойск приказал вытащить на палубу часть мехов. Но и на палубе им пришлось не сладко — по ним бегали.

Правда, Макао было недалеко. Уже на другой день после боя нам начали попадаться навстречу китайские лодки. А вечером две лодки подошли к самому борту, и два китайца влезли на корабль. Один из них говорил по-испански. За десять серебряных рублей он согласился довести нас кратчайшим путём до Макао. Но когда узнал, что корабль наш с пробоиной, потребовал двадцать рублей.

Пока мы вели с ним переговоры и торговались, нас со всех сторон окружили китайские лодочки. Мы выменяли у китайцев много небольших круглых рыбок, внутри которых была чёрная жидкость, похожая на чернила.

Китайский лоцман, выторговавши с нас двадцать рублей, сообщил, что море в этих местах мелкое и опаснее сесть на мель, чем утонуть. Действительно, промеры показали, что глубина была не больше четырёх саженей. Это нас немного успокоило. Но откачка воды не прекращалась ни на минуту, так как мы могли утонуть и на глубине в четыре сажени.

20 сентября мимо нас прошёл огромный китайский флот, состоящий из сотни крутобоких кораблей с красными парусами. У кораблей на мачте вместо вымпелов были золотые рыбки с поднятыми хвостами. А к вечеру мы увидели батарею на берегу, и лоцман ввёл нас в гавань Макао. При входе в гавань Беспойск приказал выстрелить двенадцать раз из пушки холостыми зарядами. Нам отвечали с крепости семью выстрелами.

В гавани Макао находилось не меньше двадцати кораблей — французских, английских, португальских и голландских. Мы бросили якорь, не переставая работать помпой. Сейчас же Беспойск и Винбланд в шлюпке съехали на берег, чтобы побывать у португальского губернатора и сообщить ему о нашем бедственном положении.

Город, выстроенный из белых камней, находился недалеко от гавани. С палубы мы следили, как Беспойск и Винбланд сошли на берег и начали подниматься по крутой дороге. Часа через два Винбланд вернулся с португальским офицером, чернобровым и носастым. Нам разрешено было посадить корабль на мель недалеко от берега, а потом спустить на берег груз и пушки. Далее офицер сообщил, что нам будет отведено помещение в городе.

За два ближайших дня мы вытащили на берег всё, что могли. Но все наши попытки спасти меха ни к чему не привели: меха подмокли и покоробились. Мы разложили их по берегу, шкурка к шкурке. Всё кругом было покрыто соболями и бобрами. Нищие выпрашивали у нас горностаев, а знатные дамы и купцы приезжали на берег смотреть наших соболей. Купцы качали головами и вместе с нами жалели, что меха подмокли. Беспойск был в отчаянии. Своими руками он потрогал каждый мех и убедился в том, что только двадцатая часть шкурок осталась неподмоченной. Теперь о миллионе пиастров нечего было и думать. Надежда вернуться на Формозу с отрядом и оружием погибла вместе с соболями.