Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни

Аннотация

«Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни» — поэма Роберта Браунинга, написанная в 1855 году и впервые вышедшая в свет в том же году в сборнике под названием «Мужчины и женщины».

В этом сборнике мы представляем Вашему вниманию три самых известных перевода поэмы.

Предисловие «Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни» — поэма Роберта Браунинга, написанная в 1855 году и впервые вышедшая в свет в том же году в сборнике под названием «Мужчины и женщины». Заголовок поэмы и, по совместительству, последние слова последней строфы, принадлежат перу Уильяма Шекспира. В пьесе «Король Лир» сын графа Глостера Эдгар придает доверия своей личине «бедного Тома из Бедлама» произнося бессмысленные речи, часть которых звучит так: Вот к башне наш Роланд идет, Опять тот молвил: «фу-фу-фу! Британской кровью как несет!». (Король Лир, Акт 3, Сцена 4. Пер. М.Кузмин) Шекспир черпал вдохновение в волшебной сказке Чайлд Роланд, хотя прямого отношения к пьесе сказка не имеет. Браунинг же утверждал, что поэма пришла к нему во сне уже полностью написанной. Браунинг описал путешествие Роланды в тридцати четырех шестистрочных строфах с рифмой A-B-B-A-A-B написанных пятистопным ямбом. Стихи проникнуты кошмаром ночных ужасов, но обстановка неожиданно реальна: никогда за свою творческую жизнь Браунинг не давал столь подробных описаний окружающего пейзажа. Несмотря на выразительность, данное произведение одно из самых непонятных в творчестве поэта, и это следствие того, что история главного героя показана только намеками, она второстепенна при создании образа душевного состояния героя. Предположительно, прообразом главного героя был паладин из «Песни о Роланде», поэме 11 века неизвестного французского автора. На эту мысль наталкивают имя героя — «Роланд», его духовой рог, названный в поэме «слагхорном» (псевдо средневековый инструмент, который упоминают Томас Чаттертон и Браунинг в своих произведениях), сугубо средневековая обстановка поэмы и титулу «чайлд» (средневековый термин, обозначающий отнюдь не ребенка, а рыцаря, не бывавшего в схватке, то есть «не проверенного»). Стихотворение начинается с размышлений Роланда о том, правдив ли человек рассказавший ему, как пройти к Темной Башне. Браунинг не пересказывает «Песнь о Роланде» дословно, отправной точкой для его повествования служит Шекспир. Угрюмый и циничный Роланд ищет путь к Башне попадая в разные неприятности в пути, хотя большинство преград надуманы и существуют лишь в его воображении. Поэма обрывается внезапно, когда он достигает своей цели, автор умалчивает о том, что он обнаружил там. Это тот самый случай, когда процесс (поиски Башни), важнее результата. Джудит Вейсман предположила, что цель автора была в том, чтобы показать как воинское понятие о чести и славе «разрушает внутренний мир потенциального героя заставляя нас увидеть мир, злобно искаженный в сознании Роланда». Вильям Лайон Фелпс предлагает три различные интерпретации поэмы: в первых двух — Башня это символ рыцарского поиска. Успех приходит только через поражение и осознания тщетности исполнения мечты. В третьей интерпретации Башня это просто синоним проклятия. В этом сборнике мы представляем Вашему вниманию три самых известных перевода поэмы. Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни I И мнилось мне — он в каждом слове лгал. Уродец престарелый с хитрым взором, Желавший, чтобы путь сей лжи избрал Покорно я… яд желчи изливал, Указывал — и видел: я внимал, И видел, как меня схоронит вскоре. II Зачем он, с палкой этой, здесь вдали Покинут? Только чтоб сбивать с дороги Тех странников, что до него дошли! Как череп ухмылялся… вспомнят ли Меня — среди оставшихся в пыли Им посланных на гибель — слишком многих? III Он говорил — я должен повернуть На ту дорогу, что, как всем известно, Откроет к Темной Башне трудный путь… Я понял поневоле: это — суть. О гордости забыть и цепь замкнуть… Конец — и прах, и нет надеждам места. IV Я странствовал по тропам всей земли, И в призрак обратился отсвет цели, Искал — и годы под ноги легли… Успеха нет, преграды столь же злы, И осознанье горче, чем полынь, И майским сном желанья отлетели. V Я — как больной, что смерти обречен, Что жив, увы, последние мгновенья. Уже с друзьями распрощался он, Уже его не слышен жалкий стон… (Свободой умиранья усыплен, Одет далекой скорбью, словно тенью…) VI 'А есть ли место средь иных могил? 'А кладбище, по счастью, недалеко? Обрядов грустных час уж избран был - А он еще живет, он слух открыл, Пытается ответить — нету сил! И нет стыда у смертного порога. VII Я — странник. Я страдал. Я видел зло, Пророчества, оставшиеся ложью. О, мой Отряд! Вас столько полегло! Смерть — с каждым шагом, гибель — за углом, Умолкли клятвы, как весенний гром… Дорога к Темной Башне — бездорожье. VIII Тих, как само отчаянье, свернул На путь, что указал уродец старый. День ужасом кромешным промелькнул, Тоской закат сквозь сумерки взглянул, И луч кровавый отблеском сверкнул - К равнине, полной лживого угара. IX Но — к цели! Оказался вскоре я На пустоши, бурьяна полной злого. Смотрю назад — дорога и поля. Здесь — мертвая бесплодная земля До горизонта утомляет взгляд. Идти вперед — нет для меня иного! X И я иду. Увы, мне никогда Пейзаж столь безотрадный не встречался… Цветов иль просто трав — нет и следа, Лишь сорняков и терний череда, Что землю захватила без стыда… Здесь свежий лист бы чудом показался! XI Уродство, безнадежность, нищета - Печален сей удел земли несчастной. Речет Природа: 'Глянь, избывши страх, Иль отвернись… вокруг — лишь пустота. Покуда Суд Последний не настал, Не проявлю ни малого участья! XII Кто опалил огнем чертополох, Ко мне ростки последние тянувший? Кто листья полевицы злобно сжег, На медленную смерть ее обрек? Казалось, тот злодей — сам мрачный рок, Что, забавляясь, губит все, что суще! XIII Уныло стебли тянутся сквозь грязь, Как волосы сраженного чумою. Земля — кроваво-слизистая мразь. Здесь конь слепой стоит не шевелясь… Откуда? Словно дьявол, веселясь, Из адских бездн привел его с собою! XIV Он жив? О нет! Он мертв уж сотни лет. Пусты глазницы, ветер спутал гриву, И плоть гниет, и обнажен скелет. Уродств таких, я мнил когда-то, нет! Он, верно, стал причиной многих бед, Чтоб отомстили местью — столь глумливой! XV Закрыв глаза, в себя я загляну… Так перед боем кубок выпивают! Я к светлым дням прошедшего взываю, Чтоб будущее не влекло ко дну. Подумай и сразись… я вспоминаю, Я хмель былого радостно сглотну! XVI Зачем явился Катберта мне лик, С улыбкою, что радостно светила? Почти что въяве он во мгле возник, И засмеялся звонко, как привык, И обнял крепко на единый миг… Но ночь печали друга поглотила! XVII Вот Джайлс — и я отважней не встречал. Не знал сомнений, страха и упрека, Был беспощадней острого меча… Но предал он — и руки палача В позоре оборвали жизнь до срока. И весь Отряд с презреньем промолчал! XVIII Нет — я вернусь на свой ужасный путь. Ушедшего тоска еще печальней! Ни шороха, ни звука… не взглянуть. Хоть мыши бы летучей здесь мелькнуть… Отчаянье мою сдавило грудь - Но… видно что-то на дороге дальней. XIX Из ниоткуда — узкая река. Тиха и незаметна, как гадюка, Почти бездвижна!.. В тине берега. Здесь демоны — мне истина порукой - От крови отмывают, верно, руки, И гладь воды взрезают их рога. XX Змея мала — но сколько яду в ней! Ольхи стволы у берегов склоненны, Отравою смертельной напоенны, Самоубийц отчаянных мрачней! Река убила соки их корней Погибелью, в глубинах потаенной. XXI Я вброд пошел — о Боже, я вот-вот Ступлю ногой на чей-то череп стылый! Копье — опора. Омуты — могилы, В них плоть, живая некогда, гниет. Крик крысы водяной — и нету силы, Ведь он, как детский плач, меня гнетет! XXII Брод завершен. Брег новый предо мной. Там будет лучше? Жалкая надежда! Бойцы, увы, сомкнули в смерти вежды, И поле брани смертной пеленой Окутано… Стоял здесь вопль кромешный. Кто выжил? Жабы в нежити ночной… XXIII Да, — верно, поле битвы было тут. Но что свело бойцов на пир кровавый? Нет ни следа их подвигов и славы, Помину нет… Безумцев не поймут! Как крестоносцев ратные забавы, Иль как рабов галерных тяжкий труд. XXIV Форлонга не пройти — здесь сталь и смрад. Кто обратил все эти механизмы, Зубцы, колеса эти — против жизни? Чей взор безумный через эти призмы На мертвые тела глядеть был рад? Чей зуб стальной вгрызался в смертный ад? XXV И снова — в путь… Песок, туман и мрак. Стволы мертвы. Лес, верно, благородный Здесь шелестел… и стал землей холодной. Безумство, исступленье! Верно, так Из хлама создает себе дурак Кумир — и с криком носится бесплодно. XXVI Нет яркого пятна! Унылый свет, И мох, что мерзко клочьями свисает, - Да плесень заржавелая мерцает. А вот и дуб, гнилушками одет - За жизнь боролся, плоть коры взрезая, И, издыхая, проклял белый свет! XXVII И нет пути по-прежнему конца! Прошел недалеко, но тьма ночная Меня остановиться понуждает. И ворон, верный спутник мертвеца, Скользя, кружит у моего лица, И рваный плащ, играя, задевает. XXVIII Я бросил взгляд вперед и осознал: Равнина обернулась кряжем горным. Не достигаю зрением проворным Я ничего — кроме суровых скал И пропастей, ведущих к безднам черным. 'Как здесь пройти? — я с ужасом гадал. XXIX Не сразу осознал я — как меня Жестоко провели! Когда? Не знаю! Во сне? В кошмаре? Тихо отдыхаю. Закончен путь? Иль часть пути? Но я Почти что сдался — и ловушка злая Открылась уж, забвением маня… XXX И вдруг — ожгло. И вдруг я понял — да! Вот место это! За двумя холмами, Что, как быки, сплетенные рогами, Сошлись в бою!., а дальше — скал чреда, Гора… Глупец, ты столько шел сюда! Ты звал, толкал, пинал себя годами! XXXI Что ж в сердце гор? Да — Башня, Боже мой! Покрытый мхами камень, окна слепы И — держит мир собою?! Как нелепо! Несет всю силу мощи временной? Над ней летят века во мгле ночной, Пронзает дрожь меня, как ветра вой! XXXII Как, не видать?! Ее укрыла ночь? Не верю! День уж занялся и сгинул, Закат лучи последние низринул На горы и холмы, и сумрак хлынул Мне в очи, что узрели беспорочь: 'Конец творенья — миру не помочь! XXXIII Как, не слыхать?! Но воздух полнит звук, Он нарастает, как набат над битвой, Он полнит звоном, громом все вокруг, И имена товарищей забытых, Что шли со мной, мне называет вдруг. О, храбрецы! Потеряны, убиты! XXXIV Миг — и они восстали из могил, Пришли ко мне печальными холмами, И каждый — мой оплот, огонь и знамя! Я, их узнав, колени преклонил, Поднял свой верный рог — и протрубил Во имя их, погибших, падших, павших: 'Вот Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни! Перевод — Нана Эристави Чайлд Роланд к Тёмной Башне пришёл I Калека древний и седой — он лгал, И взгляд его наполнен злобой был, Когда он, объясняя путь, следил, Как я покорно лжи его внимал - Беззубый рот, кривившись, выдавал, Что в мыслях он меня похоронил. II Зачем его оставить здесь могли, Как если не сбивать с дороги тех, Дошедших до него? Быть может, смех Он сдерживал — и трещины земли Им были эпитафией в пыли, Когда он посылал на смерть их всех. III Его слова — мне дальше не пройти, Мне надо повернуть на этот тракт, Что уведет от Темной Башни в мрак… Я понял: предо мной — конец пути, И рядом цель, что я мечтал найти… Но смысл за годы обратился в прах, IV Как будто мое странствие во мгле, Мой поиск, длившийся так много лет, Сознанья тихо загасили свет - Так тает след дыханья на стекле. Лишь сердце бьется яростно во мне - И резонанс в ушах звенит в ответ - V Моей души потухшей слабый стон… Я — словно умирающий больной, Почти что труп, но все еще живой, Когда уже ушли друзья, и он Один, и ум туманом окружен - И слушает беседу за стеной. VI «А есть ли рядом кладбище?» «А где Мы проведем обряд?» «А сможем мы - Как хорошо, что снег сошел с зимы! - Все приготовить, например, к среде?» - Так говорят о всякой ерунде - И в ярости он рвется к ним из тьмы. VII Я долго странствовал. Я видел кровь, Пророчества, мечты, что не сбылись. Друзья мои в Отряде, что клялись Дойти до Башни — вновь, и вновь, и вновь Я видел их тела, и вся любовь Друг к другу не могла спасти… И ввысь VIII Глаза бездумно смотрят. Это мой Удел? И я свернул, не слыша слов, От в воздухе звенящих голосов, От зла калеки на дороге той - В кошмар, его указанный рукой - К закату из моих ужасных снов. IX Я обернулся шага через два - В последний раз увидеть путь назад - Но ни дороги, ни калеки — в ряд Стоит за мной засохшая трава, Что шелестит в безветрие едва, И не на чем остановить свой взгляд. X Итак, опять вперед! Я никогда Природы безнадежней не встречал - Всю пустошь молочай заполонял, Корявый, грязный куколь без стыда, Крадучись, тихо пробрался сюда И почву плодородную украл. XI Нужда, гримасы, ужаса печать - Удел этой страны. «Ну что ж, смотри - Или закрой глаза!» — слова земли, Что под ноги ложится умирать. Здесь некому и нечего терять - Лишь Страшный Суд проказу исцелит. XII Обугленный чертополох ко мне Тянул свои останки; рядом с ним, Без листьев, с стеблем жалобным одним, Дрожала полевица. По весне, Пожарища мрачней, в предсмертном сне Встречала пустошь солнца едкий дым. XIII Как вылезшие волосы редки, Травинки тонкие пронзают грязь - Запекшуюся кровь; не шевелясь, Стоит слепая лошадь. Чьи клыки На шкуре след прожгли? Кто васильки Гниющие вплел в гриву, веселясь? XIV Живая ли? Она давно мертва, Застыла плоть, и прахом стал скелет. Она не может жить — и все же нет! Вросла в копыта сорная трава, Глаза истлели — но она жива! На ней проклятье — миллиарды лет. XV И взор тогда я к сердцу обратил. Как перед битвой ищущий вина, Сознанье я освобождал от сна - Былых времен глоток придаст мне сил, Один глоток, вот все, что я просил - Чтоб разошлась видений пелена. XVI О, нет! Из топких памяти глубин Мне тихо Катберт улыбнулся вдруг. Мой самый верный, мой надежный друг! Твой смех всегда со мной. Но ряд картин Позорных лик затмил… Я вновь один - И снова замирает сердца стук. XVII И Джайлс пришел ко мне. Он, как свеча, Горел прозрачным пламенем. Он честь Всего превыше ставил. Но не счесть Предателей — и руки палача Нашли пергамент, а друзья, крича, Свершили сами горестную месть. XVIII Уж лучше настоящее мое, Ад, испускающий зеленый гной, Чем то, что стынет в мраке за спиной… Ни звука. Может, извернет свое Нутро старуха-ночь — и все зверье, Визжа и воя, бросится за мной? XIX Внезапно незаметная река Подкралась, заарканила мой путь. Движенья нет. Коричневая муть И пена покрывают берега. Наверно, дьявол моет здесь рога, На миг остановившись отдохнуть. XX Малютка ядовитая! Ольхи Стволы скривились, серы и мертвы. Самоубийцы-ивы, без листвы, Отчаялись замаливать грехи, Их корни безнадежны и сухи - Распороты здесь мирозданья швы. XXI О, все святые, как боялся я, Переходя речушку смерти вброд, На мертвеца наткнуться в пепле вод, Иль, опираясь на древко копья, С ним в омут провалиться! Да, моя Душа дрожала, исторгая пот! XXII Я рад был переправу завершить - В надежде, что увижу лучший край. Увы! На этом месте чей-то рай Пал под косой войны. Остались жить Лишь жабы в ядовитых лужах, сныть И в клетках — тени злых кошачьих стай. XXIII Да, то была арена битвы битв. Но что свело их здесь на страшный бой? И нет следов — ни мертвый, ни живой Не вышел из него. Ни плач молитв, Ни шелест времени незримых бритв Не нарушали здешний злой покой. XXIV И кто все механизмы обратил, Что в пыль затоптаны, на боль и ад? Кто направлял их, чей безумный взгляд Тела и души резать дал им сил? Кто их почистил, смазал, наточил - И бросил испускать кровавый смрад? XXV Я медленно, но верно шел вперед. Болота, камни, голая земля Безмолвная. Забытые, стоят Иссохшие деревья. Мой приход Не потревожит их. Лишь небосвод Мне бросит вслед свой равнодушный взгляд. XXVI Здесь — краски скрыты пятнами, и мох, Заплесневелый, ржавый, вековой, Разбитый, издыхающий, гнилой Клочками расстилается у ног. Там — дуб боролся за прощальный вздох, Но смерти проиграл неравный бой. XXVII И нет конца пути! Тускнеет свет, Ложится в грязный сумрак тишина. В сознании восстала ото сна Тень прошлого. Найду ль я в ней ответ? Она, быть может, лучший даст совет - И сдастся мне проклятая страна. XXVIII И, посмотрев вокруг, я осознал, Что как-то вырос. Горный жуткий кряж Схватил меня в кольцо. Опять мираж? Закат померк на склонах серых скал, Исчезла пустошь. Это ль я искал? В тупик завел калека, темный страж. XXIX Не до конца я понял, что меня Бесчестно провели. Кошмарный путь Закончился. Ты можешь отдохнуть, Шептали мне с небес осколки дня. И я, себя и Господа кляня, Не знал, о чем просить, куда свернуть. XXX Но вдруг, как луч над морем, как маяк, Сверкнула память. Я сошел с ума! Я знаю, где я! Эти два холма, Высокая гора… Дурак! Дурак! Ведь прямо пред тобой — последний знак! Слепец! Твои глаза застила тьма! XXXI А в центре — Башня… Темный силуэт, Слепые окна, грязный камень, прах… - И мир весь держит на своих плечах, В ней все, что было, будет — сонмы лет, День завтрашний, погасший ночью свет. И тут я понял, что такое страх. XXXII Не видел? Темнота вокруг? Нет, день Вчерашний снова здесь! Пылает твердь, Холмы взирают сверху — круговерть Багряных туч не дарит больше сень - С их лиц суровых уползает тень. Они мою хотят запомнить смерть. XXXIII Не слышал? Но заполнил воздух звук! Зовет в ушах, как колокольный звон. И тысячи забытых мной имен Бросаются ко мне. Движенья рук И глаз, и шепот: «Мы с тобою, друг!» Нахлынули огнем со всех сторон. XXXIV Они пришли сюда, на склон холмов, Меня направить на последний шаг. Я вижу их. Они — моя душа. Ждет верный рог. Я к вызову готов. И здесь, на перекрестье всех миров, Я протрубил… Перевод — Ксения Егорова Роланд до Замка черного дошел I Сначала я подумал, что он лжет, Седой калека, хитрый щуря глаз, Глядел он — на меня насторожась, Как ложь приму я. Был не в силах рот Скривившийся усмешки скрыть, что вот Еще обману жертва поддалась. II Не для того ль стоит он здесь с клюкой, Чтоб совращать заблудших? Чтоб ловить Доверчивых, решившихся спросить Дорогу? Смех раздался б гробовой, И он в пыли дорожной вслед за мной, Мне стал бы эпитафию чертить. III Когда б свернул я, выполнив совет, На путь зловещий, где, всего верней, Скрывался Черный замок. Но в своей Покорности свернул туда я. Свет Надежды меркнет, гордости уж нет. Любой конец, но только поскорей. IV Так много лет я в поисках бродил, Так много стран пришлось мне обойти, Надежда так померкла, что почти Я сердца своего не осудил, Когда в нем счастья трепет ощутил, Что неуспех — конец всему пути. V Так часто мертвым кажется больной, Но жив еще. Прощанием глухим Возникнув, смолкнет плач друзей над ним. И слышит он — живые меж собой Твердят: «скончался» — «свежестью ночной Поди вздохни» — «удар непоправим». VI Затем, найдется ль место, говорят, Среди могил семейных, как пышней Похоронить, в какой из ближних дней. Обсудят банты, шарфы, весь обряд. А тот все слышит, и ему назад Вернуться страшно в круг таких друзей. VII И я — блуждать так долго мне пришлось, Так часто мне сулили неуспех, Так значился всегда я в списке тех, Кто рыцарский обет свой произнес Увидеть Черный замок, что вопрос, - Не лучше ль уж погибнуть без помех. VIII Спокойно, безнадежно, где старик Мне указал с дороги вглубь свернуть, Там и свернул я. День светлел чуть-чуть. И мрачно стало к ночи. Но на миг Багровым оком дымку луч проник - На то, как схватит степь меня, взглянуть. IX И точно, сделав несколько шагов, Я обернулся, чтобы след найти Пройденного, надежного пути. Но сзади было пусто. До краев Один степной, сереющий покров. Вперед, мне больше некуда идти. X И я пошел. Бесплодный, гнусный край, Печальнее я места не встречал. Цветы? - Еще б я кедров здесь искал! Но без помех бурьян и молочай Обильный приносили урожай. Здесь колос редкой бы находкой стал. XI Но нет, нужда с бесплодием кругом Слились в одно. «Смотри на этот вид, Иль нет, — Природа, мнилось, говорит, - Я здесь бессильна. Разве что огнем Здесь судный день очистит каждый ком И узников моих освободит». XII Чертополоха рослые кусты Обиты — это зависть низких трав. Лопух шершавый порван и дыряв До полной безнадежности найти Побег зеленый. Видно, здесь скоты Прошли, по-скотски жизни оборвав. XIII Трава — как волос скудный и сухой На коже прокаженных. Из земли Торчат кровавой поросли стебли. И конь недвижный, тощий и слепой, С конюшни чертом выгнанный долой, Стоит, в оцепенении, вдали. XIV Живой? — сойти за мертвого он мог. На бурой гриве — ржавчины налет. Ослепший… шею вытянув вперед, Он был смешон, ужасен и убог… О, как мою он ненависть разжег, И кару, знать, за дело он несет. XV Тогда я в память заглянул свою. Как ждет вина пред битвою солдат, Так жаждал я на счастие, назад, Хоть раз взглянуть, чтоб выдержать в бою. Завет бойца — «обдумай и воюй». Один лишь взгляд — и все пойдет на лад. XVI Но не моею памятью помочь. Вот Кудберт милый… золото кудрей… Лица румянец, вот руки моей Коснулся словно, держит он, точь-в-точь Как прежде… Ах, одна позора ночь, И гаснет пламя, холод вновь сильней. XVII Вот Джайльс встает в сознании моем. Вот, в рыцари впервые посвящен, Клянется он, что честь ему закон. Но фу! Какой пергамент палачом На грудь ему приколот? Что кругом Кричат друзья? — Изменник, проклят он! XVIII Нет, лучше настоящая пора, Чем эта быль. И я иду опять. Все пусто. Тишь. Что вздумает послать Навстречу ночь — сову ль, нетопыря? Но что-то вдруг во мраке пустыря Возникнуло, чтоб мысль мою прервать. XIX Подкравшись незаметно, словно змей, Внезапно мне прорезал путь поток, Он не был мрачно-медленным, он мог, Бурля и пенясь, омывать скорей Копыта раскаленные чертей, Так в нем клубился пены каждый клок. XX Он мелок, но зловреден. Вдоль воды Склонялись ольхи. В злой водоворот Стремились ивы, головой вперед, - Самоубийц отчаянных ряды. О, то поток довел их до беды! И равнодушно мимо он течет. XXI Я вброд пошел. О, как велик был страх, Что вдруг ступлю на трупа я оскал, Копьем ища свой путь, я ощущал, Как вязнет, словно в чьих-то волосах, Чуть крысу я копьем задел — в ушах, Казалось, крик ребенка прозвучал. XXII Теперь уж путь не будет так суров. Но нет, надежда снова неверна. Кто здесь топтался? Кем велась война? Чьей битвой стоптан почвенный покров? Жаб в луже с ядом? Диких ли котов, Чья клетка докрасна раскалена? XXIII Так в адский круг был замкнут их порыв. Среди равнины гладкой, что бойцов Сюда влекло? Отсюда нет следов… Сюда их нет… безумие внушив, То сделал яд. Так турок рад, стравив Евреев и христьян, своих рабов. XXIV Что дальше там? Не колесо ль торчит? Нет, то скорей трепало, чьи клыки Тела людские рвали на клочки, Как шелковую пряжу. То на вид Орудье пытки. Брошено ль лежит? Иль ждут точила ржавые клинки? XXV А вот участок гиблый. Прежний лес Сменился здесь болотом. Болотняк Стал пустырем. Безумец, верно, так Вещь смастерив, — испортив, интерес Теряет к ней и прочь уходит. Здесь С песком смешались щебень, грязь и шлак. XXVI То прыщиком, то ярким пупырем Пестрит земля. Бесплодный каждый склон, Как будто гноем, мохом изъязвлен… И дуб стоит. Разбит параличом, Разинутою щелью, словно ртом, Взывая к смерти, умирает он. XXVII А цель все так же скрыта, как была. Все пусто. Вечереет. И никак Путь не намечен дальше. Но сквозь мрак Возникла птица — вестник духа зла - Драконовыми перьями крыла Меня коснулась, — вот он, жданный знак. XXVIII Тут поднятому взгляду моему Открылось, что равнины прежней гладь Замкнули горы, если так назвать Громад и глыб бесформенную тьму. И как я им попался — не пойму, Но не легко уйти мне будет вспять. XXIX И понимать я начал — в этот круг Лишь колдовством сумел я забрести, Как в страшном сне. Нет далее пути. И я сдаюсь. Но в это время звук Раздался вслед за мною, словно люк Захлопнулся. Я, значит, взаперти. XXX И сразу вдруг узнал я все кругом: Как два быка, направо пара скал Сплелась рогами в битве. Слева встал Утес облезлый. О, каким глупцом Я выглядел в безумии своем, Когда своей же цели не узнал. XXXI Не Черного ли замка то массив, Слеп, как безумца сердце, там лежит, Округлый, низкий? В целом свете вид Такой один. Так бури дух, игрив, Тогда лишь моряку покажет риф, Когда корабль надломленный трещит. XXXII Как не увидеть было? Ведь назад Нарочно день огнем сверкнул в прорыв: Охотники-утесы, положив В ладони подбородки, вкруг лежат И как за дичью загнанной следят: «Пора кончать, кинжал в нее вонзив». XXXIII Как не услышать? Звон врывался в слух, И все гремело множеством имен. Как тот был смел, как этот был силен, Удачлив тот, но все, за другом друг, Увы, увы, погибли. Вот вокруг На миг поднялся гул былых времен XXXIV И встали все, чтоб жребий видеть мой, Замкнувши рамой пламенною дол. Я всех в огне на скалах перечел, Я всех узнал, но твердою рукой Я поднял рог и вызов бросил свой: «Роланд до Замка черного дошел». Перевод — Валентина Давиденкова