Марат обошёл вокруг озера, наткнулся на длинные пустые кормушки. В это время две женщины притащили вёдра с комбикормом. Не успели их белые халаты показаться из-за деревьев, как утята, перегоняя друг друга, начали проворно карабкаться на берег, смешно отряхиваясь, повторяя своё бесконечное «кря-кря». Они окружили женщин, которые старались равномерно распределить корм.

Марат испугался, что глупые утята попадут под ноги птичницам. Но женщины ступали осторожно и отстраняли утят лёгким прикосновением.

Женщины дружелюбно поглядывали на Марата. Они знали, что он приехал из города, и стали спрашивать его, нравится ли ему у дедушки и бабушки. Марат сказал, что не понимает, как раньше мог жить, не зная деревни. Птичницы ласково смеялись и кивали ему: «Так, так. Правильно говоришь!» И утята поддакивали: «Кря-кря!» Наверное, это значило: «Да, да».

Послышался шорох в камышах. Это, виляя хвостом, подбежал Анъяр.

— Вот и собака твоя прибежала. Без тебя скучает, наверное, — сказала одна из женщин, черноглазая, румяная.

Марат обнял собаку за шею и, показывая на утят, сказал:

— Анъяр, нельзя.

Анъяр отвернулся и лёг, не взглянув на утят.

— Почему у вас столько маленьких, а большие утки где?

— Инкубаторные у нас утята, — словоохотливо ответила женщина. — Без родителей растут. Приходи к нам на ферму, покажем инкубаторную станцию.

— С Анъяром можно прийти?

— Лучше без собаки приходи, а то старший зоотехник рассердится. Скажет, порядок нарушаем.

— Без Анъяра не могу, — сказал Марат.

Утята, досыта поклевав корма, снова потянулись к озеру. Солнце ярко светило, в воздухе стояла теплынь, хорошо им было бултыхаться в озере.

Марат пошёл дальше; в мелколесье показалось другое озеро, поменьше. Там тоже плавали утята. Здесь, должно быть, завтрак прошёл раньше, все птицы были на воде. От озера в сторону леса тянулась хорошо утоптанная тропинка. Марат пустил впереди себя собаку и пошёл прогуляться по лесу, возвышавшемуся над приволжской равниной. Из-за высоких камышей выглянуло третье озеро. И тут были утята, да ещё больше, чем в тех двух озёрах. «Сколько же их, вот бы перечесть! Наверное, никто не знает сколько. А может, знает?» — подумал Марат.

В тени дерева на самодельной скамейке сидел грузный мужчина в соломенной шляпе и курил трубку. Это был сторож, звали его Никандр. Он как-то заходил в деревню дедушки. Заметив Марата, Никандр нахмурился.

— Собаку сюда не води, — сказал он. — Научится уток таскать — беды не оберёшься. Штрафы придётся платить, даже у твоего отца жалованья не хватит…

— Анъяр без моего разрешения и колбасы-то из чужих рук не возьмёт, а на утят и смотреть не будет, — объяснил Марат. — А разве вы знаете, сколько здесь утят? — спросил он с любопытством.

— Ещё бы мне не знать, — сказал Никандр и прибавил, недоверчиво косясь на собаку: — При тебе-то он не смотрит, а ночью, когда ты спишь, наверное, выходит на охоту.

— Нет, Анъяр спит со мной в сенях. А дверь мы запираем на засов.

— Ты говорил, что твоя собака учёная. А учёная может открывать не только задвижку, но и ключ повернуть. Да что с тобой разговаривать! — рассердился Никандр и, раздвинув куст, сказал: — Посмотри.

На траве лежали четыре задушенных утёнка, выпачканные в грязи. На них было жалко смотреть.

— Этой ночью загубила какая-то тварь. Может, твоя собака? Чем ты докажешь, что не она?

Марат понял, что дядя Никандр невзлюбил Анъяра и готов наговорить на него.

— Если бы собака задушила утёнка, она тут же его съела бы. А здесь задушено несколько утят. Никто их не съел. Тут другой зверь побывал. Хищный зверь, — несмело сказал Марат. — Какой же это зверь?

— Если бы знать, — крякнул дядя Никандр, — всю ночь глаз не смыкал. С ружьём вокруг озера ходил, и на тебе! Утром нашёл вот четырёх задушенных. А у дальнего озера двенадцать утят загубили. Там целый пионерский отряд охранял. У вожатого и ружьё было. Слышали шум, переполох, подняли тревогу, пальнули из ружья, а зверя не видели.

— Давайте мы с Анъяром поможем вам. Скажите, когда разбойник приходил?

— Ночью, перед рассветом. Вот они снова идут, мои помощники. А ты сам-то внук дедушки Дениса будешь?

Марат рассказал сторожу о себе и с гордостью заключил:

— Анъяр — сторожевая собака. А вы знаете моего дедушку?

— Ну, как же не знать, — кивнул сторож. — Дедушка твой — известный человек. Мудрый, справедливый.

Марату было приятно слушать похвалу дедушке.

Всё громче становились звуки пионерской песни. Наконец показалась колонна загорелых ребят.