Шрифт:
На этот раз она тут же спустилась в каюту. Брунетти задержался ровно на столько, чтобы шепнуть Монетти:
— Поезжай обратно, но самым длинным путем.
Потом он спустился вниз следом за ней.
На этот раз она села ближе к носу катера и уставилась в лобовое стекло. Солнце уже закатилось, и при скудном свете вечерней зари едва можно было различить ломаную линию крыш на фоне темного неба. Он сел напротив нее, отметив, как прямо и напряженно она держится.
— Нам предстоит еще много формальностей, но я думаю, что завтра мы уже сможем выдать тело.
Она кивнула, чтобы показать, что слышит.
— Что будет делать Армия?
— Простите? — сказала она.
— Что будет делать Армия в этом случае? — повторил он.
— Мы отошлем тело домой, его родным.
— Нет, я говорю не о теле. Я говорю о расследовании.
Тут она повернулась и посмотрела ему в глаза. Ему показалось, что ее смущение притворно.
— Я не понимаю. Какое расследование?
— Нужно выяснить, почему его убили.
— Но я уверена, что это ограбление, — сказала она, и в голосе ее прозвучала просьба подтвердить эту уверенность.
— Возможно, что так, — сказал он, — однако я сомневаюсь.
Когда он это сказал, она отвела глаза и посмотрела в окно, но панорама Венеции уже потонула в ночной темноте, и в стекле она увидела только собственное отражение.
— Мне об этом ничего не известно, — заявила она твердо.
Слова эти прозвучали так, будто она уверена, что они станут правдой, если только повторять их достаточно часто и таким категорическим тоном.
— Что он был за человек? — спросил он.
Она ответила не сразу, но когда ответила, Брунетти ее ответ показался странным.
— Честный. Он был честный человек.
Странно сказать такое о молодом человеке. Он подождал, не прибавит ли она еще чего-нибудь. И поскольку она молчала, он спросил:
— Как хорошо вы его знали?
Он смотрел не на ее лицо, а на его отражение в окне. Она глубоко втянула воздух и ответила:
— Я знала его очень хорошо. — Но потом голос ее изменился, стал более небрежным и несерьезным. — Мы проработали вместе несколько месяцев.
— Какую работу он выполнял? Капитан Дункан сказал, что он был санитарным инспектором здравоохранения, но я не уверен, что понимаю, что это значит.
Она заметила, что глаза их в окне встретились, поэтому повернулась и посмотрела прямо на него.
— В его обязанности входило обследование помещений, в которых мы живем. Мы, то есть американцы. Кроме того, если на постояльцев поступали жалобы от хозяев квартир, его делом было выяснить, что там случилось.
— Что-нибудь еще?
— Он должен был посещать посольства, которые обслуживает наш госпиталь. В Египте, в Польше, в Югославии, обследовать кухни, следить за их санитарным состоянием.
— Значит, он много ездил?
— Да, порядочно.
— Он любил свою работу?
Она ответила без всяких колебаний и с большим нажимом:
— Да, любил. Он считал ее очень важной.
— А вы были его командиром? Она улыбнулась еле заметно.
— Наверное, можно и так сказать. На самом деле я педиатр; мне просто предложили работу в санитарной инспекции, чтобы иметь подпись офицера и при этом врача там, где это требуется. Но фактически это Майк руководил работой нашего отделения. Время от времени он давал мне что-то на подпись или просил меня написать просьбу о поставках. Потому что, если с просьбой о чем-либо обращается офицер, все делается быстрее.
— Вы когда-нибудь ездили вместе — я имею в виду поездки в посольства?
Даже если этот вопрос и показался ей странным, по ней этого нельзя было заметить, потому что она отвернулась и снова устремила взгляд в окно.
— Нет, Майк всегда ездил один. — И без всякого предупреждения она встала и пошла к трапу в задней части каюты. — А ваш водитель или кто он там знает дорогу? Мне кажется, мы возвращаемся ужасно долго. — Она толкнула одну дверцу и внимательно посмотрела по сторонам, но здания, стоявшие по обоим берегам канала, были ей незнакомы.
— Да, дорога обратно занимает больше времени, — с легкостью солгал Брунетти. — У нас много каналов с односторонним движением, так что доехать до пьяццале Рома можно только объехав вокруг вокзала. — Он увидел, что они как раз въехали в канал Канареджо. Через пять минут, а может, и меньше, они будут на месте.
Она вышла из каюты и встала на палубе. Внезапный порыв ветра чуть было не сорвал с нее фуражку, и она придержала ее рукой, а потом сняла и зажала под локтем. Когда она оказалась без этого жесткого головного убора, стало ясно, что она более чем хорошенькая.